Роберт Д. Каплан: Я сказал бы так: с точки зрения сегодняшней геополитики, чем шире становится всемирное объединение — глобализация, тем больше возникает кризисов. Объединение отнюдь не означает гармонии. Мы видим прямо противоположное: появляется все больше «точек пересечения», чреватых кризисами. А значит, стратегической становится любая точка земного шара, — что было неслыханно до сих пор. Всего десять лет назад мы еще не могли бы рассуждать о возникающей в Евразии «конфликтной системе». Прошу заметить: «конфликтная система» далеко не всегда означает вероятность войны—это, чаще всего, лишь очередной очаг напряженности.
Следовательно, отныне напряженность, существующая, например, в бассейне Балтийского моря или в Черноморском бассейне, пересекается с напряженностью и кризисами в Восточно-Китайском или Южно-Китайском морях невиданным до сих пор образом — ибо сегодня имеются и кибернетическая, компьютерная связь, и транспортные инфраструктуры.
Нынешние кризисы обладают способностью странствовать — верней, возможностью странствовать, — опять же, невиданной никогда прежде. Вообразим себе земной шар помещенным в сетку-«авоську» и подвешенным на туго натянутой веревке. Дерните за одну из нитей охватывающей планету сетки — тут же задрожит и закачается вся эта система.
Таков мир, в котором мы обитаем сегодня. Вот почему всех подряд угнетает подобное существование, угнетает страх перед непрерывными кризисами — хотя мы объединились больше, чем когда бы то ни было ранее.
Это, разумеется, лишь самое общее изложение вопроса — его сути. А чуть подробней остановлюсь — если время позволит — на Большом Ближнем Востоке, на Европе и на Восточной Азии.
О Большом Ближнем Востоке — вкратце, две-три фразы, не больше. Впервые на памяти людской — на памяти ныне здравствующих поколений – Большой Ближний Восток вступил в поистине постимпериалистическую фазу развития. Турецкая Оттоманская Империя исчезла, имперское владычество Британии и Франции тоже отошло в прошлое. На смену имперским правителям пришли жестокие местные диктаторы: Хафез Ассад, Саддам Хуссейн, Муаммар Каддафи — но и они покинули историю. Американские же мощь и влияние в этом регионе ослабли до небывалой степени.
Следовательно, целый регион оставлен на произвол судьбы и местных властелинов. Такова подспудная динамика происходящего на Ближнем Востоке.
Что касается Европы, тут, пожалуй, возникают сразу два вопроса. Первый: не подобен ли Европейский Союз приходящей в упадок и понемногу рассыпающейся Священной Римской Империи — конечно, современной. Использую это сравнение преднамеренно: правят Европейским Союзом как бы издалека, из Брюсселя — правят, оказывая огромнейшее влияние на повседневную жизнь многочисленных и широчайшим образом разбросанных по континенту народов. Получается, ЕС — чисто имперское политическое образование. Если не по замыслу, то по самой природе своей.
Второй вопрос относится к Германии. Германия в огромной степени держит Европу сплоченной. В Германии насчитывалось несколько канцлеров. Первым был Конрад Аденауэр, правивший с конца 1940-х по конец 1950-х. Все последующие были слеплены из того же теста, что и Аденауэр: чувствовали великую нравственную и эмоциональную обязанность помнить о наследии, оставленном сперва Второй Мировой, а затем «холодной» войной. Теперь, собственно, вопрос: будут ли будущие германские канцлеры слеплены из того же теста, что и Аденауэр? От ответа на заданный вопрос будет зависеть направление, в котором двинется Европа.
Теперь о Восточной Азии. Скажу так: здесь прямая противоположность Ближнему Востоку. Если на Ближнем Востоке мы видим увядающие государства, то в Восточной Азии перед нами государства крепнущие — крепнущие бюрократически. Итогом этого, итогом процветания на капиталистический лад, продолжающегося уже десятки лет, стало укрепление держав и — прошу любить и жаловать! — упомянутые державы уже создают великие военные системы. А поскольку все они расширяют свое присутствие повсюду, начинаются препирательства о том, кому и чем заправлять в бассейне Восточно-Китайского или Южно-Китайского моря — да и не только там.
Вот он, корень всей нынешней напряженности — военной напряженности, — наблюдаемой в Восточной Азии. Но сведите всё вышеизложенное воедино — и убедитесь: мир еще не стоит на грани великой войны, однако весьма обеспокоен и раздражен происходящим. Кроме того, мир уже становится гораздо более тесным и душным, чем когда бы то ни было прежде…
Думаю, «открытым» обществам было бы всего полезнее и выгоднее испытывать искреннюю нравственную обязанность по отношению к прошлому. А для этого нужно знать свое прошлое, а знание приходит к человеку посредством чтения. И здесь меня гложет немалый страх. Ибо мы прощаемся с эрой печатного слова, на смену ей приходит эпоха видео и цифровой информации — так сказать, эпоха людей, не читающих насущно важного. А стало быть, и о прошлом известно все меньше, и куда оно завело нас, понимают все меньше.
Этого я боюсь по-настоящему. Гляжу на популистские беспорядки, распространяющиеся по всей Европе и по всем Соединенным Штатам — и вижу: эпоха дремучего невежества, равного фактической безграмотности, уже властвует умами. Люди понятия не имеют ни о Второй Мировой, ни о «холодной» войне — люди о них не читали, а в школах этому не учили. Здесь-то и кроется, по-моему, одна из главнейших угроз нынешним «открытым» обществам.