Что бросалось в глаза на улицах Кишинева больше всего, это полное поражение глобализации в отдельно взятой молдавской стране. Мысль эта пришла ко мне неожиданно, в субботу утром, когда я вышел из гостиницы и прошелся по центру города. В районе железнодорожного вокзала, который расположен в самом центре города, с самого раннего утра (я туда пришел часов в 7) разместился огромный по размеру и ужасный по содержанию блошиный рынок. Складывалось впечатление, что именно здесь – у вокзала на тротуаре – и проявлялась вся покупательная способность местного населения. Такой себе гигантский магазин «все за 1 доллар» под открытым небом. На продавцов и покупателей без слез смотреть было сложно. Также, правда, как и на их товар. Здесь собрались все, кто не смог уехать в Европейский Союз по разным причинам. В основном, из-за возраста. Действительно, все это было похоже на гигантский дом престарелых, где старые и очень бедные люди торговались за сущие гроши, покупая и продавая невиданные вещи, большинство которых были сделаны в СССР полвека назад. Чистый «совок», сказал любой бы «продвинутый» человек – и это в самом центре европейской столицы.
После этого впечатлившего с самого утра зрелища я обратил пристальное внимание на более организованную розницу в Кишиневе. В центре города располагалось несколько торговых центров детского по киевским масштабам размера с катастрофическим ассортиментом внутри. Людей в них кроме продавцов практически не было. Более пустых полок я никогда в своей жизни не видел. Глобализация – это самая последняя и современная стадия развития капитализма, основанная исключительно на потреблении товаров народного потребления в безумных количествах. По-простому, глобализация это розница. Чем выше в обществе уровень глобализации, тем выше в нем уровень развития розницы. Еще проще: чем более общество продвинутое, тем более оно торговое. Возьмите, к примеру, крупнейшие очаги мировой глобализации – Нью-Йорк и Лондон. Оба города только и делают, что торгуют. Мекка человеческого потребления и вершина мировой глобализации. Кишинев с этой Меккой находятся в разных измерениях. Если не считать блошиного базара на вокзале и нескольких похоронного вида торговых центров, основное потребление происходит на Центральном рынке. Здесь среди необъяснимого торгового соседства и отоваривается оставшийся на родине средний класс Кишинева. По статистике Молдавия, конечно, впереди Украины в деле европейского развития, но у меня сложилось серьезное впечатление, что продвижение этом направлении произошло исключительно на бумаге. Как минимум, в деле розничной торговли мы ушли от Молдавии на век вперед. То есть это мы, а не они, поистине европейская нация, потому как торгуем в разы больше и, главное, лучше. Одно наше продуктовое «Сильпо» даст фору не то, что молдавским супермаркетам, а британским и американским – лучшим в глобальном мире. Кстати, молдавский супермаркет выглядел еще более жалким, чем местный торговый центр. Продукты на полках происходили в подавляющем большинстве из четырех стран: Молдавии, Румынии, России и Украины. Везут сюда из вышеупомянутых стран исключительно самое дешевое продовольствие. Такая вот у них в Молдавии необычная глобализация. Позеленевшая картошка и посиневшая курица царили на прилавках, где продавали свежие продукты. Молдавская рыба могла напугать своим видом даже людоедов из Гвинеи, которые съели мореплавателя Кука. И только бананы выглядели относительно ничего, хотя и стоили в полтора раза дороже киевских.
Из Кишинева путь на родину лежал через местных сепаратистов – приднестровцев. Кстати, приднестровцы – это по большому счету украинцы. До 1940 года, до того времени, когда Сталин занялся этническими перестановками в регионе, Приднестровье входило в Украинскую ССР в виде Молдавской АССР (автономной республики). В 1940 году Красная Армия освободила значительную часть Румынии от фашистов и создала на освобожденных территориях Молдавскую ССР, впоследствии ставшую независимой Молдавией. Однако в целях политической пропаганды, лучшего администрирования, а также лучшего интегрирования новых территорий в СССР был произведен ряд территориальных обменов. Молдавскую АССР объединили с Молдавией, освобожденной от Румынии – а как было еще поступить, ведь молдавский народ воссоединили. И не беда, что молдаван в Молдавской АССР было кот наплакал, и жили там, в основном, украинцы и некоторое количество русских. Политика тогда в государстве была интернациональной, и если партия с правительством попросили людей на время стать молдаванами, те не возражали. Главное для людей тогда было, чтобы снабжение было хорошим, а кто они по национальности, волновало их значительно меньше. Украинская ССР, потеряв Молдавскую АССР, в накладе не осталась. Из освобожденных румынских территорий Киеву настрогали большую часть сегодняшней Одесской области (от Измаила до Аккермана), а также Северную Буковину со столицей в Черновцах. Но все это дела давно минувших дней. Дела сегодняшние на этих землях выглядят с политической точки зрения еще более странными, чем территориальные обмены товарища Сталина. Украина является злейшим врагом украинского по национальности Приднестровья. Даже сама Молдавия, с которой Приднестровье официально все еще находится в состоянии войны, кажется, имеет со своими украинскими соседями лучшие отношения, чем большая Украина.
Однако вернемся к нашему путешествию. На молдавско-приднестровской границе почти никого не было, а сама граница была до крайности разболтанной. Хочешь – пойди покажи паспорт, хочешь – не ходи, не показывай. Кто из них таможенник, а кто пограничник, понять было невозможно. Одна половина сотрудников была в грязных джинсах, а вторая в форме, суть которой могли понять только служащие молдавских внутренних органов. Все молдавские органы только хотели заглянуть в мой багажник, абсолютно не проявляя ко мне, как к человеку, никакого внимания. Их гораздо больше интересовало происхождение моей, купленной в Греции, рыбы, чем мое личное происхождение. Наверное, рыбы они в Молдавии совсем не видят, а украинцев у них столько, что они им до лампочки. Но пройти молдавскую сторону границы с Приднестровьем неопознанным у меня не вышло, причем по чистой случайности, а не благодаря бдительности внутренних молдавских органов, дислоцированных, кстати, на самой линии фронта (их граница – это линия фронта, потому как у них война с 1992 года). Уже выезжая с пограничной заставы, пребывая в полном недоумении, что никто у меня ничего не спросил кроме как про греческую рыбу, я обратился к двум болтающим о чем-то сотрудникам непонятной молдавской службы – «Что, все – я могу ехать?». Один из них на секунду оторвался от важной беседы и, повернув голову в нашу сторону, сказал – «Да, езжай». Я переключился было на вторую передачу, поддав немного газу, как вдруг услышал истошный вопль – «Стой!». Обернувшись, я увидел двух молдавских бойцов еще минуту назад так занятых важным, очевидно, правительственным разговором, бегущих ко мне чуть ли не с карандашом наперевес (никакого другого оружия у молдаван я, кстати, не увидел). «Какие у вас паспорта?» – запыхавшись, спросили они. Да, мой попутчик был американцем, что было видно по его лицу невооруженным взглядом. Почему этого никто не заметил раньше, хотя моей греческой рыбе, кажется, заглянули во все отверстия в то время как мой приятель-америкос сидел в машине на самом видном месте впереди, понять я не смог. Обнаружив американского гражданина в украинской машине, на молдавской заставе объявили боевую тревогу. Нас из машины вытянули. Мой американский друг от всего так неожиданно и стремительно произошедшего пришел в неописуемый ужас и вцепился в меня двумя руками, чтобы я его ни в коем случае не бросал. На всей молдавской заставе не имелось ни одного человека в состоянии даже сказать «Гуд морнинг, Америка», а потому мое присутствие на допросе захваченного в плен американца в качестве переводчика даже не обсуждалось. Через минуту появился какой-то сотрудник молдавских внутренних органов, при появлении которого все остальные перестали галдеть и с уважением доложили ему о нас на молдавском языке, после чего почтительно отошли на шаг, оставив нас ему на съедение. Сотрудник очень вежливо спросил, почему мы не показали паспорта при пересечении границы. По его интонации я понял, что никаких таких серьезных проблем у нас в действительности не имеется – людям просто скучно, а на заставе творится обычный местечковый бардак. Успокоив взволнованного американского гражданина, я в шутку спросил допрашивающего нас офицера – «Товарищ, вы чекист?». Хохот молдавской заставы, кажется, было слышно в Кишиневе. Все, что от нас требовалось – это поставить штамп в паспорте. Причем украинцам по какой-то странной причине это было совсем не обязательно, а вот американцам – более чем.
Выехав с молдавской территории, мы не нашли заставы на другой – приднестровской стороне. Дело в том, что мы немного запутались и поехали не по главной, а по второстепенной дороге. Мы ехали и ехали, а никакой приднестровской заставы все не было. Я начал себе задавать вопрос: подожди, а страна-то какая – едем-то мы по какой территории. Кстати, вокруг никого не было. Земля была еще более лунной поверхностью, чем на окраине Молдавии, куда мы днем ранее въехали из Румынии. Я уже совсем было заволновался, потому что общаться с приднестровскими чекистами, да еще при наличии в машине американского гражданина и греческой рыбы я точно не хотел. Километров через двадцать приднестровская застава все же появилась. Фух, подумал я. А потом задумался: а чья же была земля эти двадцать километров, и почему ее никто не охраняет, если официально здесь идет война. Над приднестровской заставой развивался флаг с серпом и молотом, а на самой заставе царила жесткая, можно сказать, военная дисциплина. Здесь забыть проверить паспорт не мог никто, сто процентов. Мужики на заставе все были с виду взрослые и серьезные, у каждого на боку был пистолет, а у каждого второго вдобавок еще и автомат. В джинсах здесь никто не ходил. Одна половина заставы была одета в форму советской еще милиции, а вторая – в военную форму, видно тоже советскую, но какую-то полевую, мне неведомую.
Документы у нас проверили все, с большой тщательностью, но быстро. Рыбу греческую никто не трогал, так же, как и американца, в напряжении ожидавшего допроса с пристрастием. Он уже через час, добравшись до украинского интернета, строчил всем знакомым письма о своих приключениях в конце цивилизованного света, упрямо называя Приднестровье Транснистрией. Приднестровье мы проехали на одном дыхании за полчаса с небольшим – спешили домой, а потому никуда не заехали. Выпустили нас оттуда так же, как и впустили – тщательно, но оперативно проверив. Перед нами простиралась родина, встретившая нас самой жуткой дорогой, которую мне пришлось видеть за многие годы. Но это уже были мелочи. Ведь нас ждал родной интернет, родной Киев, и нас ждали дома.
Иван Пырьев
