Недавно мы взяли интервью почетного профессора Массачусетского технологического института и профессора-лауреата кафедры лингвистики Аризонского университета, известного философа Ноама Хомского. Он поделился своими мыслями, сформулированными для Института нового экономического мышления (INET). Хомски коснулся вопросов внешней политики, инакомыслия в эпоху интернета, общественного образования, корпоративного хищничества, которое действительно вмешивается в американские выборы, изменений климата, а также многого другого.
Линн Паррамор: вы уже достаточно давно наблюдаете за политикой и международными отношениями. Какие, на ваш взгляд, неизменные принципы действуют в этих областях?
Ноам Хомский: Главный принцип можно выделить из послания афинян Мелосу: "сильные делают то, что хотят, а слабые вынуждены подчиняться”. [Из истории Пелопоннесской войны Фукидида”]. Это истина часто замаскирована под разными гуманитарными терминами. Условия и контекст меняются. Ситуация меняется, но суть сообщения остается неизменной.
Линн Паррамор: какие изменения вы считаете наиболее значимыми?
Ноам Хомский: Есть некоторые подвижки в направлении введения ограничений на насилие со стороны государства. По большей части, они приходят изнутри. Если взять в качестве примера США, то вещи, которые Джон Кеннеди и Линдон Джонсон могли творить во Вьетнаме, были возможны из-за почти полного отсутствия внимания общественности.
Я не в курсе, известно ли это Вам, но в 1966 году в Бостоне мы едва могли провести антивоенную акцию, потому что её бы жестоко разогнали при полном одобрении прессы. К тому времени Южный Вьетнам уже был практически разрушен. Война распространилась и на другие районы Индокитая. Администрация Рейгана в самом начале его правления пыталась провернуть то же самое в Центральной Америке. Рейган использовал примерно те же обоснования, как и Кеннеди, говоря о том, что коммунисты берут верх. Это была обычная пропаганда, но она быстро развалилась. В случае с пропагандой времён Кеннеди потребовались годы, прежде чем она была, в основном, разоблачена. Рейгановскую легенду Wall Street Journal вывел на чистую воду всего через шесть месяцев. Протесты со стороны церковных групп и общественных организаций заставили администрацию как бы отступить. Творившееся тогда в Центральной Америке было очень плохо, но это и близко не было так плохо, как в Индокитае.
Впервые в истории империализма массовые протесты начались еще до официального начала войны в Ираке. Многие утверждают, что они ничего не принесли, но мне так не кажется. Я имею в виду, что эти протесты не допустили многие ужасы, которые могли бы произойти в противном случае. Не было никаких налетов бомбардировщиков B-52 на густонаселенные районы, не было химических атак, какие мы проводили в Индокитае. По большому счету, ограничения наших действий как государства возникли внутри нас как общества. Ко времени первой администрации Буша, когда произошёл распад Советского Союза, эти ограничения стали частью национальной оборонной доктрины. Они гласили, что теперь мы будем воевать против гораздо более слабых врагов, и поэтому нам следует выполнять свои задачи быстро и решительно, иначе общественное мнение не простит администрацию. Не слишком красивая схема, но хоть какое-то ограничение.
В международном праве также нарабатывается система условий и ограничений вроде Римского договора 1957 года, который учредил Европейское экономическое сообщество. Однако великие державы просто игнорируют их, если им это сойдет с рук. В случае, скажем, США, мало кто может воспротивиться. Поэтому я думаю, важнее внутренние ограничения, которые проистекают из изменений внутри общества.
Сейчас почти невозможно представить, чтобы США могли вести войну средствами, которые они использовали в Индокитае. Это, в некоторой степени, признаёт даже элита. Типичным примером является недавняя редакторская статья Марка Боудена в New York Times о Уолтере Кронките и о том, как он изменил все. Так что же сделал Кронкит? Он лишь сказал, что мы вряд ли победим. Это была критика войны, так это было воспринято в то время. Так же это до сих пор воспринимается интеллектуальными элитами. Но давайте обратимся к общественному мнению. Его на самом деле не исследуют в открытую, поэтому не слишком ясно, каково оно в действительности. Интересна история опросов общественного мнения, которые в 70—х и 80-х годах проводил чикагский Совет по глобальным вызовам. На момент окончания войны во Вьетнаме в 1975 году около 70 процентов населения описали её как «фундаментально неправильную и аморальную», а не просто ошибку. Это отношение оставалось довольно устойчивым в течение нескольких лет, пока вопрос об отношении к войне просто не перестали задавать. По мнению руководителя исследования Джона Риэлли, полученные результаты надо было трактовать как реакцию на слишком большое количество жертв среди американцев. Допустим, это так. Но существует еще одна возможная интерпретация определения войны как "фундаментально неправильной и аморальной". Она заключается в том, что США осуществляли преступление против человечества. Но подробного исследования вопроса не проводилось, ведь это вызвало бы слишком большой когнитивный диссонанс. Интеллектуальная элита не в состоянии воспринять такую возможность.
Когда война закончилась, ястребы заговорили об ”ударе в спину". Мол, гражданская критика подрезала крылья военным, и вообще, “если бы мы сражались сильнее, мы бы выиграли". Голуби мира нашли для себя другую формулу, которую наиболее ярко выразил Энтони Льюис из New York Times. В 1975 году, когда война закончилась, он сказал, что началась она с «неумелых попыток сделать добро». "Желание делать добро" - это не имеющая отношения к фактам бессмыслица, а "неумелые" надо читать как то, что война была проиграна. К 1969 году уже было ясно, что произошла катастрофа. Как он выразился, США не смогли принести демократию во Вьетнам по приемлемой для нас цене. В 1975 году это считалось крайне левой критикой войны. Боуден, который пишет с критической точки зрения, пару дней назад в основном повторил тот же тезис. По его мнению, большой вклад Кронкита состоял в том, чтобы сказать: “послушайте, похоже, что мы не можем выиграть, а раз уж мы не можем выиграть...”. Так вот, советские генералы то же самое сказали в Афганистане, но мы их за это не чтим.
Линн Паррамор
Перевод Евгения Селякова
