Самая сложная часть человеческой жизни приходится на ее окончание. Причин тому немало. К этому времени у человека заканчивается большая часть его здоровья, но главное, его мучает осознание того, что все уже прошло. С этой реальностью он и живет. Непросто это, но люди живут. Они живучие. Самые жизнеспособные пенсионеры в мире – украинские. Редкий американский пенсионер в состоянии будет потягаться в деле выживания с нашими стариками. Дело в том, что украинских пенсионеров с самого первого дня украинской независимости родное государство безжалостно грабит, потому они такие тренированные. Пенсионеры − люди консервативные и сбережения всегда хранят в национальной валюте и в банке. Вот здесь их наше правительство и поджидает. А пенсией и медицинским обслуживанием стариков у нас никогда не баловали. Но за последнее время финансовое и медицинское издевательство власти над украинскими гражданами преклонного возраста достигло апофеоза. Такого не было даже в жуткие 90-е.
Тем не менее, даже среди этой, самой обездоленной части украинского народа, есть те, кому живется еще хуже, хотя кажется, что это невозможно. Что может быть хуже пенсии в 1200 гривен? Хуже может быть вообще отсутствие пенсии. Как же человек может не получать в 21 веке в Европе пенсию, особенно если он ее заработал? Или у нас не Европа? А как же ассоциация, за которую мы все стояли. А может, у нас еще не наступил 21 век. Нет, все на месте – и время у нас как у всех, и Европа наша такая же, вроде бы… Однако некоторое время назад в нашем государстве начались серьезные политические завихрения, после которых небольшая, но самая восточная часть страны оказалась в особой, так сказать, «зоне», где у власти приключился другой режим. Другой режим, но люди-то не виноваты. Они честно ходили на работу и платили все налоги, а потому пенсия их тоже честная, горбом заработанная. Причем тут режим. А вы, не режим что ли? Если вы два режима, то разбирайтесь друг с другом отдельно, без нас, людей. Ан нет, наше родное украинское государство нас даже здесь хочет использовать. Никаких пенсий и зарплат вам не будет, пока режим у себя не свергнете. Так мы же бабы, старики и дети − как же мы режим то?… У него вон броневики и пушки, и, честно говоря, политикой мы не очень интересуемся, нам бы поесть, голодно нынче нам. Ничего не желаю знать, − говорит нам родное государство, – идите и разбирайтесь.
За украинскую пенсию-кормилицу в сегодняшнем Донецке предстоит борьба нешуточная.
О чем с нашим правительством можно разговаривать? Кто-нибудь с ним вообще когда-нибудь говорил, они вообще чего-нибудь слышат? Ну а жить-то людям в «зоне» надо, питаться, лечиться. Короче, надо выжить. И тут вот, как писал поэт Евтушенко про Великую Отечественную, – «кому война, а кому мать родная». Кто-то на войне людей спасает, а кто-то над ними издевается.
За украинскую пенсию-кормилицу в сегодняшнем Донецке предстоит борьба нешуточная. Количество манипуляций, дабы ее у государства зубами оторвать, нужно сделать великое множество, а после этого за ней еще съездить. Из Донецка в Украину, в основном, сегодня ездят пенсионеры − за пенсией. Но поездка эта в наши дни похуже, чем в 1941 году будет. От Донецка до Волновахи расстояние 50 километров. Волноваха раньше была дыра дырой, в которую редкий дончанин когда заезжал. Так, проскакивали мимо по дороге на юг, к морю. Сейчас Волноваха большая столица, ее все знают, о ней мечтают − до нее бы доехать побыстрее и без приключений. В Волновахе Украина – а там пенсии людские в Ощадбанке, там продовольствие и медикаменты. Сегодня Волноваха – это большая столица.
Между двумя городами 50 километров и 6 блокпостов – 3 одного режима и 3 другого. Три поста, которые донецкого режима, пройти можно быстро, всего за несколько часов, что по сегодняшним временам счастье большое. А вот с другими тремя постами дела обстоят сложнее. Самый из них опасный это первый украинский блокпост под странным названием «нулевой». На нем находятся врата в Украину: если ты его прошел, то ты въехал, оставшиеся два поста уже семечки. «Ноль» открывается в 9 часов утра и работает до 16:30. Почему так, когда в это узенькое бутылочное горлышко пытаются въехать тысячи людей, не знает никто. Если человек не успел в обозначенное время въехать в Украину, то он попал в ситуацию: либо ночевать на «нуле», либо возвращаться домой и на следующий день пытать судьбу снова. Ночью режимы часто перестреливаются, местные шутят – боеприпасы воруют. Три патрона выстрелил, списал десять, заработал семь патронов. И это за пять минут. А стреляют иногда всю ночь. Из-за этих вот списаний многие предпочитают на «нуле» все же не ночевать, потому как стреляющие часто еще и немного выпившие. Кто его знает, куда выпивший человек с пулеметом в темноте спишет свои патроны, а у вас не броневик, поди – обычный Москвич старенький.
В эту поездку мне не повезло. Взять «ноль» с первого раза не удалось и пришлось возвращаться домой, потому как на границе было холодно и неспокойно. Вторая попытка оказалась более удачной, а может, я просто, испугавшись, тронулся в путь в 4 часа то ли утра, то ли, судя по темени, все еще ночи. Волноваха встретила меня человеческим водоворотом. Такого оживления найти в Донецке уже редко где можно. Люди толпами переливались из Ощадбанка на рынок и обратно, спеша закончить все свои дела, дабы успеть вернуться домой. Людское течение подхватило меня, и, встроившись в нечеловеческий марафон унизительной беготни за собственной пенсией, я побежал. Все шло хорошо, и дела свои я закончил даже раньше, чем думал, но, стараясь не расслабляться, быстро залез в машину, дабы поскорее вернуться на «ноль». Меня грызло плохое предчувствие. Жить сегодня без предчувствий у нас стало опасно. Где-то я слышал о том, что ветераны АТО собирались начать контролировать линию границы. Новостей и слухов в Украине сегодня намного больше, чем правды, а потому в них уже никто не верит, но вот предчувствие все же остается.
О новом блокпосте он ничего не знал, хотя уровень осведомленности о дислокации всех блокпостов в округе у него был лучше, чем в Генеральном штабе ВСУ.
Итак, я мчусь домой, и вот уже виден первый украинский блокпост в Новотроицке, но что-то маячит перед ним. За полкилометра до блокпоста стоит пробка из машин, на дороге лежит куча каких-то досок и поддонов, а перед ней, отчаянно жестикулируя двумя пистолетами, бушует безумный мужик в камуфляже и патронташе. Никаких нашивок, погонов или чего-либо, указывающего, какого он рода-племени, на мужике нет, но он орет благим матом – всем стоять, а то буду стрелять. Мужик грязный, бородатый, полностью не в себе − и у него два настоящих пистолета. Люди сидят в машинах в легком оцепенении. Было заметно, что никто с ним связываться не хочет, но понять, чего хочет он, тоже никто не может. Намечался логический тупик, который с каждой минутой увеличивался, потому как подъезжали новые машины. Мне семьдесят лет, сорок из них я проработал в милиции, дослужившись до звания полковника. Видел и не таких «героев». Я объехал стоявшие впереди машины и уверенно направился в сторону Донецка. Мужик в буквальном смысле слова бросился мне на капот, издавая при этом жуткий матерный крик. Я спокойно вышел из машины и попросил человека представиться, на что он гордо ответил, что это его КПП, и он здесь теперь охраняет общественный порядок. Я попросил его в таком случае предъявить документы, подтверждающие его полномочия и дислокацию поста. После этого вопроса у мужика, кажется, началось настоящее помутнение − он стал орать такое, что все люди из других машин, до этого с любопытством наблюдавшие нашу беседу, в мгновение ока закрылись в них наглухо. Я понял, что его нервная система, очевидно, была совсем разрушена, и дальнейшая наша беседа может превратиться в «русскую рулетку». Я отъехал от бушующего мужика на исходную позицию и позвонил своему знакомому продавцу очереди. Когда я рассказал ему о случившемся, он сильно удивился. О новом блокпосте он ничего не знал, хотя уровень осведомленности о дислокации всех блокпостов в округе у него был лучше, чем в Генеральном штабе ВСУ. Через 15 минут он подъехал к нам с прапорщиком украинских вооруженных сил из официального блокпоста в Новотроицке, что располагался в полукилометре от возникшей ситуации. Я уже было подумал, что есть пока еще в государстве хоть какая-то власть, но мысль эту обдумать как следует я так и не успел. Прапорщик, поговорив с мужиком пару минут, развернулся и уехал к себе на баррикаду. Через несколько минут мне позвонил продавец очереди и сообщил, что с сегодняшнего дня проезд здесь подорожал на 100 гривен.
Кому война, а кому и мать родная. Евтушенко, говорят, еще жив. Вот бы с ним съездить из Донецка до Волновахи. Интересно, что бы он написал?
Руслан Груздев
