Ноам Хомский: …Возьмите, скажем, Австрию, где примерно пятьдесят процентов населения поддерживают некую неонацистскую партию. Австрия… Об Австрии можно припомнить кое-что впечатляющее.
Или возьмите Германию: там ультраправые националисты сейчас побеждают… вернее, опережают на местных выборах партию Меркель. Верно?
Я достаточно стар и помню, как слушал выступления Адольфа Гитлера по радио: слов не понимал, однако смысл произносимых речей был ясен и многозначителен. И я сочинил первую… первую свою статью… в феврале 1939 года. Я писал о Барселоне, о падении Барселоны под натиском фашистских войск, и в то время очень боялся – десятилетний мальчик, ничем особо не выдававшийся! – боялся, что распространяющееся по белому свету зло… что распространяющийся фашизм не остановишь.
То, что ныне слышится из Европы, звучит эхом той же песни. Очень серьезным эхом. Не хочу предвещать грядущее со дня на день возвращение к нацизму, но дела творятся очень серьезные.
Вернемся к Соединенным Штатам. Тоже весьма серьезная ситуация; думаю, если вы присмотритесь к истокам, обнаружится: при всех многообразных различиях имеется и немалое сходство. Немало схожего между событиями в Соединенных Штатах и Европе.
Отчасти речь идет о простейшем расизме. По-моему, Европа исконно была куда более расистской, чем Соединенные Штаты. Однородным обществам Европы неизменно мерещилось некое «осквернение», чинимое национальной чистоте горсткой «инородцев», и подавить своей боязни европейцы не умели. Стало быть, покуда все датчане остаются голубоглазыми и светловолосыми – все в порядке, и мы не расисты; но стоит появиться незначительному числу пришлых и непохожих – нашему терпению приходит конец. И это же самое наблюдается по всей Европе.
История Соединенных Штатов – жуткая история расизма, но все же США остаются некой «плавильной печью», «тиглем», сливающим народы воедино. Станьте на углу какой-нибудь нью-йоркской улицы – увидите всевозможные расовые и национальные типы, и глаз это никому не мозолит. Конечно, в США положение отнюдь не из лучших, но в Европе оно гораздо хуже.
Другой фактор – неолиберальные программы, выдвинутые прошлым поколением и в США, и в Европе. Европе они отозвались разрушительными, лютыми последствиями строгой экономии – программы, внедрявшейся после 2008. Программа строгой экономии вышвырнула на житейскую обочину множество людей – например, в Соединенных Штатах заработок трудящихся мужчин остается приблизительно тем же, что и в 1960-е годы. А пособия урезаются, и надежды на будущее развеиваются; люди ощущают себя угнетенными, никому не нужными. Все то же творится и в Европе.
Одним из итогов строгой экономии стал пренебрежительный взгляд на государственные учреждения – политические и финансовые – почти на все подряд. Потерпели крах (причем, в Европе – весьма впечатляющий) центристские партии, на сцену выступил Дональд Трамп. Упадок центризма – только цветочки, ягодки впереди; а на американской почве заметны признаки тех же явлений.
Думается, нетрудно найти источники происходящего. Дела очень серьезны, разразился несомненный кризис. Один лишь кризис миграции, по-моему, равняется нравственному кризису целого Запада, – а уж если грянет поистине исполинский кризис, вызванный всемирным потеплением и его последствиями… Разве что разразится термоядерная война – еще одно маячащее на горизонте пугало, – уж тогда кризис миграции окончится сам собой: некому и не о ком станет спорить.
Пришло время заняться делами вплотную, по-настоящему. Одни и те же события наблюдаются в Соединенных Штатах и в Европе, об одном и том же трубят газетные передовицы, да и корни у всего этого одни и те же.