За последние десятилетия мир радикально уменьшился и усложнился. Мы живем в эпоху, в которой развитие экономики и увеличение интенсивности миграционных потоков кардинально изменило облик общества. И если раньше, выходя на улицу, мы видели лица, схожие с нашими, то теперь все больше шансов увидеть людей с другим цветом кожи и разрезом глаз, представителей других религий и культур…
Все это создает огромное количество смущающих ситуацийи усложняет социальное взаимодействие, разобщая людей. На этом фоне все болеевероятной становится перспектива фрагментации общества, развала государств и крови на улицах. Это требует формирования новых институтов и создания более широкого сообщества из тех разрозненных одиночеств, что есть у нас на руках.
Однако сейчас, когда Европа приходит в себя после «кризиса беженцев», – хотя, скорее, этот кризис является не чрезвычайной ситуацией, а новой нормой глобализированного мира, – стало очевидным, что общество включающая в себя различные, зачастую противоречащие друг другу, культуры не может ставить перед собой значительных общих целей и поддерживать минимальный внутренний порядок.
Одной из попыток решения, возникших вследствие излишнего многообразия проблем, стала политика мультикультурализма, активно продвигаемая в последние десятилетия развитыми странами. Этот подход исходит из предположения, что в рамках одной страны могут развиваться разные, относительно равноправные культуры.
Но в результате этого подхода вместо одного плюралистичного социума получилось много разных обществ, находящихся на разных уровнях развития. На выходе западные страны столкнулись с проблемой замкнутых этнических групп, отделенных от местной культуры не только по этнорелигиозным, но и по экономическим причинам. А это, в конечном итоге, ставит под вопрос само существование их государственности.
Проблемы мультиэтнического общества
Все мы знаем, что демократия – это хорошо. Однако значительно меньше людей знает, на каких методологических предпосылках базируется современная демократия.
Если говорить крайне упрощенно, то таких предпосылок, по сути, две. Первая из них состоит в том, что голосуют не группы людей, а отдельные граждане. Вторая органически выходит из первой и предполагает, что эти граждане голосуют, ознакомившись с политическими программами, и, зрело и рационально поразмыслив, выбирают лучший вариант для себя и страны.
Но если в стране существуют этнические или религиозные сообщества, обладающие большей важностью, чем общенациональная идентичность, то демократия теряет свою функциональность. Люди начинают голосовать не за результаты деятельности политиков и их программы, а за «своих». Кем бы эти свои ни были. А внутренний раскол общества неизбежно приводит к тому, что поддерживать порядок приходиться авторитарными силовыми методами.
В этом плане будут поучительными примеры таких «успешных» мультикультуральных стран как Ирак и Сирия. Пока в Ираке правил жестокий и кровавый Саддам Хусейн, все было в порядке. Было суннитское меньшинство, которому традиционно принадлежала власть, и членом которого был иракский диктатор. Было шиитское большинство, которое нельзя было чересчур угнетать. И, конечно, были курды, которых можно было травить боевыми газами. А вот чего в этой стране не было, так это такой нации, как иракцы.
Но что характерно, вся эта система стабильно существовала десятилетиями. Но однажды американцы решили принести им демократию: Хусейна казнили, органы, ответственные за расстрелы и варку подозрительных личностей в кислоте, распустили. И, конечно, провели выборы, на которых шииты проголосовали за своих, а сунниты, соответственно, за своих. Последние предсказуемо потеряли власть и превратились в бесправное меньшинство. В результате началась гражданская война между двумя ветвями ислама, а курды на фоне этого хаоса, фактически, создали собственное государство.
Аналогичная ситуация была и в Сирии. Там тоже был полноценный мультикультуральный салат из различных религий и культур, и тоже не было сирийской нации. А вместо Хусейна была династия Асадов, которая, как и Хусейн в Ираке, принадлежала к местному религиозному меньшинству. Здесь народ уже сам захотел демократии. Правда, демократия ему быстро надоела, а вот идея прирезать соседа пришлась по вкусу. В обоих случаях мы видим, как работает мультикультуральная государственная модель и каков ее печальный конец.
Даже процветающий мультиэтнический Сингапур является диктатурой, поскольку до того, как Ли Куан Ю взял его в ежовые рукавицы и довел до процветания, там регулярно вспыхивали волнения на почве межнациональной розни. И несть числа африканским «мультикультуральным» странам, качающимся между диктатурой и гражданской войной.
Однако, кроме чисто организационной невозможности демократии в фрагментированном обществе, есть и причины социально-психологического характера, которые не позволяют такой форме правления быть эффективной в условиях расколотого между различными меньшинствами социума.
Американский социолог Р. Патнэм в своей работе «Чтобы демократия работала: гражданские традиции в современной Италии» доказывает, что демократичный способ правления не может быть эффективным, если люди не доверяют друг другу.
Патнэм исследовал Италию по той причине, что в 70-х годах прошлого века там была проведена реформа местного самоуправления. В результате регионы получили дополнительный объем власти и возможность распоряжаться финансами на местах. Но это дало в разных регионах Италии неодинаковый результат. Северные, наиболее экономически развитые регионы, активно пользовались новыми возможностями и конвертировали их в дальнейший экономический рост. Зато на отсталом итальянском юге ситуация осталась прежней и новые политические институты стали образцом неэффективности. Поскольку реформа проводилась одновременно по всей стране, то стало очевидным, что проблема не в самом способе организации политического процесса, а в людях, которые в этом процессе участвуют.
В результате Патнэм сформировал концепцию «социального капитала». Под социальным капиталом он подразумевает готовность людей доверять друг другу, и исходящую из этого способность к взаимовыгодному сотрудничеству. Если такого капитала много, то люди склонны к самоорганизации: формируется культура гражданского участия, стимулирующая людей к общественной активности. А это, в условиях современного общества, легко трансформируется в экономический рост, прозрачную деятельность чиновничьего аппарата, низкий уровень коррупции… Капитал доверия, как плодородный слой почвы, накапливается столетиями. Его нельзя создать на пустом месте.
Поэтому социолог обратил внимание на исторические различия этих итальянских регионов. Если на Севере в средневековые времена процветали городские коммуны, основывающиеся на самоуправлении и торговой городской культуре, то на Юге тем временем было создано крупное централизованное Неаполитанское королевство, которое вытеснило местное самоуправление, выстраивая бюрократическую машину.
Что самое забавное, в период средневековья утверждение монархии дало здесь значительный экономический рост. И это привело к тому, что между различными частями Италии был достигнут относительный экономический паритет. Впоследствии, в эпоху Великих географических открытий, сделавших торговлю специями, на которых разбогатели северо-итальянские города, нерентабельной, южная Италия даже стала богаче северной.
Но после объединения Севера и Юга Италии в одну страну это преимущество исчезло и на арену вышли другие факторы. Теперь северяне активно кооперировались между собой, создавая условия для экономического роста, а южане не могли сплотиться. Здесь процветала семейственность (ведь доверять можно только своим), коррупция («не подмажешь – не поедешь»), и мафия, которая в таком чудовищно разобщенном обществе выполняла важную функцию торговли доверием, поскольку государство не могло гарантировать, что люди будут придерживаться условий сделки. А бандиты хоть как-то заставляли людей взаимодействовать по правилам.
При этом, поскольку публичные общественные институты неэффективны, жителям этих регионов приходилось выстраивать со своими политиками патронажно-клиентские отношения. То есть они, как клиенты, обязывались за них голосовать на основе личной преданности, а политики, как патроны, решать их практические проблемы. Это приводило к тому, что клиенты в таких отношениях постоянно сталкивались с унижениями, вынося новые уроки, подтверждающие, что людям доверять нельзя.
Сформировав на итальянском опыте свою концепцию, Патмэн решил проверить ее на своей родной стране. Начав исследовать состояние гражданского общества США, он пришел к неутешительным выводам, что гражданская культура в Америке находится в упадке. И чем дальше, тем хуже обстоят дела.
В 2006 году Патнэм опубликовал новую работу «E Pluribus Unum: Diversity and Community in the Twenty-First Century», в которой показал, что в мультиэтнических сообществах снижается уровень доверия между людьми. А это приводит к падению гражданской активности, что негативно сказывается на функционировании демократических институтов, экономики и вовлечении людей в политическую жизнь.
То есть общество демонстрирует поговорку о бочке меда и ложке дегтя. Хотя, конечно, определить, кто тут «деготь», а кто «мед», однозначно нельзя. Но совершенно ясно, что общество, разделенное на разные культуры, уверенно демонстрирует верность басни о лебеде, раке и щуке.
Потому государственная политика должна быть нацелена на интеграцию меньшинств и создание общей для всех культуры. Даже если такая политика будет встречать сопротивление.
Тут, конечно, можно сказать, что члены меньшинств от такого обращения будут страдать. Они почувствуют себя гражданами второго сорта, лишатся культурного наследия. В этом случае вспоминается высказывание выдающегося психолога Фрица Перлза о том, что боли как таковой не существует. Он приводил следующий пример. Маленький ребенок упал и расшиб коленку. Если в этот момент на него смотрит мама, он начнет плакать. Ведь мама его пожалеет, а, может, еще и сладкого купит. А если тот же самый ребенок играет с другими пацанами, он не будет долго рыдать, потому что тогда его назовут плаксой. Он ойкнет и быстро побежит дальше.
Отсюда вывод, что боль – это ощущение, данное нам в контексте. И когда мусульманский беженец начинает рассказывать, что он глубоко страдает, поскольку не может жить по шариату, и вообще у него есть права, то его мнение яйца выеденного не стоит. Если бы он действительно страдал, то остался бы в Сирии и записался в ИГИЛ.
В итоге позиция мультикультурализма, провозглашающая, что наш теоретический «беженец» имеет «право» на практику своей культуры в другой стране и за счет ее жителей, выглядит несколько странно. Особенно тогда, когда его соотечественников, практикующих свою культуру на исторической родине без всяких купюр и компромиссов, в Европе и США часто называют преступниками.
Выводы
Ситуация, описанная выше, выглядит крайне безрадостной. Но это лишь на первый взгляд. Необходимо понимать, что никаких границ и культур на самом деле не существует, а есть лишь социально-экономические структуры и люди, живущие в них.
Культура – это процесс, а не предмет. И она постоянно находится в движении и изменении. Цель любого здорового государства убедить своих граждан, что они единый народ. В своей блестящей работе ««Балканизация» или «американизация»: геополитическая теория этнических изменений» известный американский социолог Р. Коллинз продемонстрировал, что готовность к ассимиляции у этнокультурных меньшинств прямо связана с геополитическим престижем государства.
Единственная проблема состоит в том, что скорости функционирования государств и этносов крайне различны. Поэтому для того, чтобы этническое меньшинство полностью ассимилировались, необходимо не менее 100 лет пребывания внутри «чужого» государства. При этом большую часть этого времени государство должно демонстрировать высокий уровень геополитического престижа. Но если учесть, что эра «национализма» в мировой истории началась, дай Бог, 240 лет назад, а ее расцвет приходится на середину XIX столетия, то очевидно, что большинство современных государств не имели достаточно времени для реализации ассимиляционных проектов.
Единственная причина, которая может воспрепятствовать успешной ассимиляции, это совпадение этнических границ с классовыми различиями. Поскольку места за «обеденным столом» для всех не хватает, приходится отвергать назойливых претендентов, используя в качестве повода их этническую или религиозную принадлежность.
Европейские мусульмане противятся ассимиляции не потому, что они мусульмане, а потому, что они нищие. Они загнаны в свои гетто. Отсюда – нищета, малообразованность и отсталость, порождающие замкнутый круг, называемый в наше политкорректное время культурной уникальностью. Аналогичная ситуация и с афро- и латиноамериканцами в США. Последствия расизма и низкого уровня образования, еще в относительно недавнем прошлом, сказываются и теперь. Нищета творит нищету.
Хотя следует отметить, что в ряде случаев совпадение этнических границ с классовыми происходит не вследствие какой-то особой изначальной дискриминации, а потому, что определенные профессиональные ниши оккупируются какой-то этнической группой. Так, в Канаде – стране победившего мультикультурализма – существует так называемая вертикальная мозаика. То есть самые богатые – это немцы и французы, средний класс, победнее, – поляки, ирландцы и прочие украинцы, а туалеты моет последнее поколение «понаехавших» из стран Третьего мира.
Проблема ассимиляции в Европе и США легко решаема в том случае, если перестать выносить заводы в страны Третьего мира и оставить их дома. Тогда нынешние «цветные» жители гетто вместо того, чтобы потреблять наркотики, заниматься криминалом и вообще понемногу терять человеческий облик, смогут найти себе занятие. Далее лишь вопрос времени, когда они станут обычными рядовыми гражданами.
Мультикультурализм – это незаконнорожденное дитя романтического национализма, который исходит из веры в то, что в реальности существует какая-то нация. Но на самом деле это не так. Нации и культуры не существуют как отдельные предметы. Они, как жидкости, постоянно перемещаются и смешиваются между собой, в результате чего возникают новые сочетания. Но чтобы признать этот простой факт, нужно начать с того, что твоя собственная культура – это всего лишь фантом, который история может легко стереть и заменить чем-то новым.
И рассказывая про разнообразие культур, европейцы и американцы лишь поощряют раскол в своем доме. Однако в тот момент, когда строить заводы в Европе и США станет вновь экономически выгодно, мультикультурализм закончится. Вполне возможно, что сейчас мы как раз и наблюдаем начало конца этого мировоззрения.
Александр Вольский
