Одним из главных предвыборных обещаний Дональда Трампа в сфере международной политики стал амбициозный проект переформатирования Ближнего Востока. Он обещал искоренить исламский экстремизм, разгромить ИГИЛ и ликвидировать источники финансирования террористических организаций. Между тем данные обещания трудновыполнимы в нынешних геополитических реалиях, а потому действия администрации Трампа выглядят, скорее, как несогласованная активность по всем направлениям, в большей степени нацеленная на общественный резонанс, нежели на результат. Но не факт, что за этими внешне хаотичными и непоследовательными решениями нет четкого видения стратегии, суть которой попросту теряется в повестке злопыхательских СМИ. В конце концов, тезис о врожденной глупости президента, тиражируемый журналистами, абсурден и контрпродуктивен, как и попытки изобразить главу Белого Дома носителем абсолютного зла. А потому мы предлагаем спокойно взглянуть на новую политику Вашингтона, оценив ее перспективы и риски.
Прежде всего президент Трамп четко расставил внешнеполитические приоритеты. Он сделал ставку на традиционных для республиканцев партнеров – Израиль и Саудовскую Аравию, и руководствуясь их интересами, назначил на роль антагониста и мирового зла Иран. В присущей для себя эксцентричной манере Трамп объявил Тегеран главным спонсором международного терроризма.
При этом, какими воинственными не казались бы публикации главы Белого дома в твиттере и какой бы недипломатичной не была его санкционная политика в отношении Ирана, необходимость закрыть проблему ИГИЛ превалирует над прочими тактическими задачами.
Такая позиция полностью отметает стратегии предыдущей администрации: в 2015 году Барак Обама подписал с Ираном соглашение об отказе последнего от ядерных программ в обмен на отмену санкций со стороны США. Однако в августе 2017-го Трамп ввёл новые экономические ограничения против Ирана, а 7 ноября было объявлено о продлении санкций ещё на год. Более того, президент США рассматривает новую более жесткую стратегию касательно Ирана, представленную госсекретарём Рексом Тиллерсоном и министром обороны Джеймсом Мэттисом в сентябре. Основой этого подхода станет давление на Иран с целью прекращения поддержки радикальных организаций и повстанческих вооруженных формирований, ограничения ракетной программы и предотвращение кибератак с иранской стороны.
При этом, какими воинственными не казались бы публикации главы Белого дома в твиттере и какой бы недипломатичной не была его санкционная политика в отношении Ирана, необходимость закрыть проблему ИГИЛ превалирует над прочими тактическими задачами. Это заставляет США минимизировать участие в сирийском конфликте. Вашингтон отказался от поддержки вооруженной сирийской оппозиции, неспособной, а возможно, и не желающей действовать против сил Исламского Государства, но создававшей серьезные трудности для коалиции сторонников действующего президента Башара Аль-Асада и его союзников – России и проиранской партии «Хезболла».
Такое решение на первый взгляд кажется нелогичным. Но лишь до тех пор, пока мы смотрим на ситуацию в общем, а не с позиции расставленных Белым домом военно-политических приоритетов. Вашингтон готов допустить усиление позиции Ирана в Сирии, но при условии ограничении его влияния в регионе путем создания новых угроз. Так можно сохранить баланс сил в регионе с учетом интересов партнеров. При этом речь не только о дипломатическом давлении на Иран, но и о манипулировании иранской угрозой с отношениях с союзниками – Израилем и Саудовской Аравией. США подталкивают их к более тесному сотрудничеству в рамках большого американского проекта по переформатированию ближневосточного региона.
В частности, им удалось усилить положение короля Салман ибн Абдул-Азиз Аль Сауда и его сына – наследного принца Мухаммеда ибн Салмана и тем самым продвигать в королевстве политику модернизации идеологии и политической системы. Такая игра в Саудовской Аравии, впрочем, сопряжена с серьезными рисками во внутренней политике королевства – она обостряет межплеменные распри.
Также, согласно сообщению The New York Times со ссылкой на анонимный источник, администрация Дональда Трампа работает над проектом болезненного для Израиля, прежде всего, из-за дискуссий о статусе Иерусалима, окончательного мирного урегулирования израильско-палестинского конфликта. Со времен президента Клинтона этот вопрос являлся ключевым для каждого главы Белого дома. При этом каждый раз решение срывалось в связи с дестабилизацией израильской и палестинской внутренней политики: убийство израильского премьера Ицхака Рабина, восхождение Ариэля Шарона на Храмовую гору и последовавшая за ним Интифада «Аль-Аксы», рост влияния радикально антиизраильской партии ХАМАС и вооруженный конфликт сторонников ХАМАС со сторонниками правящей ФАТХ. На этот раз президент Трамп убежден, что вплотную подошел к решению. В частности, в ходе модерируемых США переговоров между сторонниками внутрипалестинского урегулирования были достигнуты договоренности о контроле над палестинско-египетской границей в секторе Газа, который контролируют военные ХАМАС. Теперь вся граница Палестинской автономии оказалась по контролем ее вооруженных сил. Однако в настоящий момент трудно предположить, какие подводные камни обнаружатся в арабо-израильском переговорном процессе – обе стороны обладают мощным лобби, нацеленным на его срыв.
Ещё один острый вопрос – американское присутствие в Афганистане. Так, 21 августа в ходе выступления на военной базе Форт-Майер президент Трамп представил новую стратегию США в этом государстве. Несмотря на многолетнюю критику афганской кампании, Трамп не только не вывел оттуда американский военный контингент, но и одобрил его увеличение на 4 тысячи военнослужащих. Вывод войск из Афганистана приведёт к образованию вакуума, который моментально заполнят радикалы, с которыми Соединённые Штаты ведут борьбу в других странах региона, уверены в администрации.
При этом Вашингтон отлично понимает, что Пакистан едва ли способен установить контроль над труднодоступными горными провинциями на севере страны.
Президент США также пригрозил Пакистану, который, по версии Трампа, становится убежищем для террористических группировок, кочующих между Афганистаном и Пакистаном. Трамп пообещал ужесточить политику в отношении Пакистана в случае, если такое положение дел будет сохраняться. При этом Вашингтон отлично понимает, что Пакистан едва ли способен установить контроль над труднодоступными горными провинциями на севере страны. И если угрозы США Пакистану действительно будут реализованы, страну начнет серьезно штормить, и ядерные боеголовки могут оказаться в самых неожиданных руках. Единственным бенефициаром такого развития событий является Индия – еще один важнейший элемент системы безопасности на Востоке, продвигаемый израильским лобби.
В этом году ситуацию в регионе осложнил Катарский кризис. Разумеется, можно лишь гадать, был он следствием внутреннего конфликта в арабском мире или спланированной заранее стратегической игрой США. Напомним, что 5 июня Бахрейн, Саудовская Аравия, Египет, Арабские Эмираты, Йемен, Ливия и Мальдивы объявили о разрыве дипломатических отношений с Катаром, обвинив эмират в поддержке терроризма, в частности, в финансировании террористических организаций «Исламское государство», «Братья- мусульмане» и «Аль-Каида», а также во враждебном вмешательстве во внутренние дела арабских стран.
Причинами стали заявления Дохи в поддержку ХАМАС и попытки дипломатического ведомства Катара сблизиться с Ираном – то есть выйти из- под стратегической опеки США. Речь идет о телефонных переговорах эмира с президентом Исламской республики Иран Хасаном Роухани, а также об обвинениях в поддержке ХАМАС, чьи лидеры нередко отсиживаются в Катаре.
В настоящий момент Катару был передан ультиматум, включающий в себя список требований из 13 пунктов, среди которых отказ от военного сотрудничества с Турцией и разрыв отношений с Ираном. В ответ министерство иностранных дел Катара заявило о готовности вести переговоры по выдвинутым требованиям в том случае, если будут представлены доказательства предъявленных обвинений. Однако по истечении срока ультиматума никаких действий предпринято не было, и сегодня ситуация находится в подвешенном состоянии, поскольку ни одна из сторон не хочет отказываться от своих позиций.
При этом президент Трамп отреагировал на этот конфликт двояко: сперва, в рамках широкой антииранской коалиции, он поддержал действия арабских стран в отношении Катара. В своём твиттере он просто выступил на стороне критиков Катара, предположив, что крах последнего может стать началом конца для терроризма. Однако позже глава госдепартамента Рекс Тиллерсон попытался ослабить эффект, призвав стороны к достижению разумного компромисса.
Причиной подобного изменения позиций могло послужить присутствие на территории Катара американской военной базы «Эль-Удейд» – штаб-квартиры центрального командования Вооруженных Сил США и командования ВВС США в регионе. В защиту Катара в этом конфликте также выступила Турция, что может дополнительно осложнить восстановление отношений с США, которые были нарушены нежеланием американских властей выдать Турции Фетхуллаха Гюлена, лидера общественного движения «Хизмет», подозреваемого в организации попытки военного переворота 2016 года в Турции.
Версию о том, что катарский кризис по сути не более чем элегантная попытка США и Катара выйти из конфликта, оставив Эр-Рияд отдуваться самостоятельно, отчасти подтверждает и резолюция, принятая Конгрессом США 13 ноября.
Впрочем, принимая во внимание манеру Дональда Трампа угрожать через твиттер и не реализовывать ни одну из угроз, можно предположить, что катарский кризис будет решен тихо, на дипломатическом уровне. Со стороны же Катара кризис может стать красивым поводом для выхода из йеменского конфликта с участием других арабских стран и, прежде всего, Саудовской Аравии. Напомним, конфликт в Йемене разгорелся в 2014 году, когда проиранскими повстанцами-хуситами был свергнут проамериканский и просаудовский Али́ Абдалла́ Сале́х. При этом коалиции арабских стран, вошедших в Йемен с целью восстановление легитимного главы, война казалась легкой прогулкой. На деле же хуситы оказались куда более серьезной проблемой. Даже военное вмешательство США не помогло коалиции достигнуть нужного ей результата. Роль Вашингтона сводилась к организации блокады Йемена с целью пресечь возможные поставки вооружений из Ирана в Йемен, однако США не удалось доказать даже сам факт этих поставок.
Версию о том, что катарский кризис по сути не более чем элегантная попытка США и Катара выйти из конфликта, оставив Эр-Рияд отдуваться самостоятельно, отчасти подтверждает и резолюция, принятая Конгрессом США 13 ноября. Резолюция полностью меняет подход к конфликту, призывает к мирному урегулированию и активизации усилий по предотвращению жертв, а также не даёт разрешения на вооруженное участие Соединенных Штатов в йеменском конфликте.
Таким образом можно сделать вывод, что политика президента Трампа на Ближнем Востоке куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. И оценивать новую ближневосточную стратегию США следует не на основании президентских твитов, а по реальным шагам и решениям. Да и то с большими оговорками, ведь речь идет не о тактическом маневрировании, а о попытке создать на Ближнем Востоке новую политическую архитектуру и новый баланс сил на годы вперед.
Екатерина Щербак
