Люди часто думают, что философы живут в башнях из слоновой кости. На них мало действуют грубые нравы правительства, озабоченного кошельками среднего класса, портфелями акций высшего класса и постоянной проблемой бедности. Между тем это неправда. Во времена, когда президенты, члены правительства или сенаторы были вдумчивыми и начитанными, среди них значительной популярностью пользовались идеи таких мыслителей, как Фрэнсис Фукуяма, Лео Штрауа, Юрген Хабермас и Джон Роулз – фаворит предыдущего президента. Мало кто оказал такое же влияние на историю, как немецкий мыслитель Карл Шмитт, хотя и в совершенно разрушительной форме. А ведь можно вспомнить Джона Локка, Жан-Жака Руссо, Томас Гоббса, Аристотеля … Даже Сократа, который сделал себя занозой для сильных мира сего.
Но когда речь заходит о французской школе мыслителей, которая ассоциируется у нас с постмодернизмом, такое влияние кажется гораздо менее очевидным. Чтобы выйти из-под влияния философской элиты левого краю спектра, Мишель Фуко, Ролан Барт, Жак Лакан, Деррида и многие другие говорили на языке, которого никто не понимал. Их работы часто бывали отвергнуты, как легкомысленные и несущественные, по крайней мере, в Соединенных Штатах. В американском мейнстриме власть часто осмысляется, однако редко подвергается радикальной критике. Во Франции же произошло не так. По крайней мере, как считало ЦРУ, которое внимательно следило за влиянием французской философии на внутреннюю и внешнюю политику США во время их длительной культурной войны против коммунизма и «антиамериканизма». В 1985 году управление составило аналитическую записку для документирования своих исследований (на рисунке.)
Этот документ был недавно обнародован в «санированной копии» по требованию закона «О свободе информации» под названием «Франция: дезертирство левых интеллектуалов». Из него видно, что ЦРУ удивительно одобряло политическое направление, которого придерживались постструктуралистские мыслители. Профессор философии Виллановского университета, автор книги «Радикальная история и политика искусства» Габриэль Рокхилл подводит итоги оценки агентства в разделе «Философский салон».
«… бойцы тайного культурного фронта приветствуют то, что они воспринимают как двойное движение, способствовавшее переключению критического внимания интеллигенции с США на СССР. Среди левых нарастало постепенное интеллектуальное недовольство сталинизмом и марксизмом, происходил постепенный уход радикальной интеллигенции из публичных дебатов, а также теоретический отход от социализма и социалистической партии. В более правой части идеологические оппортунисты, так называемые новые философы и новые правые интеллектуалы, запустили в СМИ клеветническую кампанию против марксизма», – пишет профессор.
Как сказано в записке, «дух Антимарксизма и Антисоветизма затруднит мобилизацию значительной интеллектуальной оппозиции политике США». Как они предполагали, это “новые левые интеллектуалы“ повлияли на французскую культуру и правительство таким образом, что «заметно прохладное отношение президента Миттерана к Москве происходит – по крайней мере, частично – от этой всепроникающей точки зрения».
При этом Рокхилл отмечает, что эти наблюдения контрастируют с предыдущим поколением «левых интеллектуалов ближайшего послевоенного периода», которые «открыто критиковали американский империализм» и активно работали против махинаций американских оперативников. Жан-Поль Сартр даже сыграл свою роль в «подрыве прикрытия руководителя миссии ЦРУ в Париже и десятков тайных оперативников» и, в результате, был «под пристальным наблюдением агентства и рассматривался как очень серьезная проблема». К середине восьмидесятых агентство торжествующе заявило: «нет больше Сартра, нет больше Жида». Как они написали: «Последняя клика коммунистических умников попала под огонь их бывших ставленников, и ни у кого не хватило смелости выступить в защиту марксизма». По существу, в период поздней холодной войны «среди интеллектуалов всех политических цветов наблюдалось широкое отступление от идеологии».
Кажущаяся неизбежность Вашингтонского консенсуса и возникающего при этом многонационального корпоративизма, а также невозможность оправдания преступлений сталинизма вызвали определённую усталость. Несмотря на то, что после краха коммунизма американские философы отпраздновали триумф «либеральной демократии» Фукуямы над социализмом, в американской философии стали прорываться апокалиптические нотки. Книга Фукуямы «Конец истории и последний человек» вывела в название свой ошеломительный тезис – больше не будет революций. На фоне целого ряда гиперболических споров о «конце искусства», «конце природы» и тому подобных гарвардский мыслитель Сэмюэл Хантингтон провозгласил эпоху “эндизма“. По мнению ЦРУ, именно во Франции, в годы, предшествовавшие падению Берлинской стены, ранее энергичные левые философы «поддались своего рода безучастности».
Управление приписывало постструктуралистским философам откат общественного мнения от социализма и его «ужесточение по отношению к марксизму и Советскому Союзу». Однако оно также писало, что «их влияние, похоже, ослабевает, и в ближайшее время у них вряд ли останется прямое влияние на политику». Так ли это? Если мы серьезно относимся к критике так называемой «политики идентичности», ответом станет громкое «нет!». Как утверждают те, кто тесно отождествляет постмодернистскую философию с несколькими недавними волнами левой мысли и активизма, ЦРУ в своих выводах было недальновидным. Возможно, на протяжении десятилетий ограниченные манихейским взглядом холодной войны, они не могли вообразить политику, которая противостояла бы одновременно и американской, и советской империи.
И все же отступление от идеологии вряд ли было отступлением от политики. Сейчас, более чем через тридцать лет с тех пор, как американская разведка написала об этом любопытном исследовании, такие концепции, как биополитика Фуко или скептические исследования личности от Дерриды, более ценны и актуальны, чем когда-либо, пусть мы не всегда понимаем или даже читаем их работы. Возможно, Управление и не предвидело всепроникающего влияния постмодернистской мысли, но оно никогда не отвергало ее как мракобесную или несущественную софистику. Как пишет Рокхилл, недавно рассекреченный доклад «должен быть убедительным напоминанием о том, что если некоторые считают интеллектуалов бессильными, а наша политическая ориентация не имеет значения, то организация, которая была одним из самых мощных силовых игроков современной мировой политики, считала иначе”.
Джош Джонс
Перевод: Евгений Селяков