После выхода в свет в 2010 году книга Яна Гросса «Соседи» не сразу вызвала широкий общественный резонанс в Польше. Книга рассказывает об ужасной трагедии, которая произошла в городке Едвабне на северо-востоке страны 10 июля 1941 года. Там жертвами кровавой расправы стали 1600 евреев. Их топили, им наносили удары ножом, перерезали горло, младенцев затаптывали до смерти. Вечером оставшихся в живых евреев согнали в сарай и подожгли. Оказалось, что мучители и убийцы были не немецкими фашистами, а поляками - местными жителями и крестьянами из близлежащих деревень, которых пригнало любопытство и жажда легкой наживы. Ученые из Польского института национальной памяти подтвердили подлинность документов, которые использовал писатель, и достоверность его выводов.
Почти полгода средства массовой информации, за редким исключением, хранили мрачное молчание по поводу книги. И только после того, как одно из самых известных современных польских изданий Gazeta Wyborcza напечатало статью, посвященную этому произведению, пресса буквально взорвалась статьями, мемуарами, очерками о той черной странице истории Польши. Один именитый журналист назвал дискуссии, спровоцированные книгой Гросса, «самой важной полемикой последнего десятилетия», которая в корне изменила Польшу и польские дискуссии, и отразится на последующем десятилетии для страны».
Чтобы понять важность разоблачений Гросса о погроме в Едвабне и еще двух, необходимо осознать масштаб, живучесть и прочность польского антисемитизма. Конечно, антисемитизм процветал всегда и во многих странах и с гораздо ужасающими последствиями, чем в Польше, как например, в нацистской Германии. Однако именно польский антисемитизм оказался самым ожесточенным и стойким.
Трагическая история
В девятом столетии евреи стали активно заселять территорию Польши. Почти двести лет, начиная с конца четырнадцатого века, им был предоставлен обширный круг политических и социально-экономических прав, а также свобода вероисповедания. Иногда они получали особые королевские привилегии, например, полную свободу передвижения и торговли. Евреи находились под защитой короля, обеспечивавшей им прочное общественно-политическое положение. В середине шестнадцатого столетия им разрешили создать собственный центральный орган автономного общинного самоуправления – «Совет четырех земель», который стал высшей формой еврейской автономии за всю историю европейского еврейства. Члены Совета регулировали отношения между общинами, решали социально-экономические и общественно-религиозные вопросы еврейского населения в Польше.
На протяжении нескольких столетий Польша, правители которой призывали к толерантности по отношению к евреям, была раем для этого народа, а период с середины XI по середину XII века считается Золотым веком культуры польских евреев. Поэтому поляки категорически отрицают существование «традиционного польского антисемитизма».
На самом деле, польская толерантность, разрекламированная самими поляками, просто миф. Власть в Королевстве Польском принадлежала короне, шляхте и римско-католической церкви, которая проповедовала примитивный воинственный анти-иудаизм – предшественника современного антисемитизма. В шестнадцатом столетии в Польше стали появляться иезуиты, развернувшие бурную контрреформаторскую деятельность на этой территории, а заодно разожгли антиеврейские настроения. Католицизм стал восприниматься как единственно возможный выбор для поляков, а религиозная толерантность начала сменяться подозрительностью и ненавистью к иноверцам, в особенности к еврейской нации как основной угрозе католической веры. К началу семнадцатого столетия Польшу заполонила литература откровенно антиеврейского содержания – книги, памфлеты, описывавшие евреев как «социальных паразитов», «насекомых, съедающих Польшу изнутри», «иностранных шпионов» и «проклятьем Господним». В 1764 году автономия, дарованная еврейским общинам, была упразднена «на вечные времена». Согласно новым законам, евреям предписывалось торговать только в определенных местах. Более того, они были ограничены в выборе места жительства и профессии.
Именно тогда начал набирать силу политический антисемитизм. В девятнадцатом веке некоторые авторитетные писатели призывали к толерантности к евреям, но безуспешно. На рубеже столетия ярым поборником идей антисемитизма выступила Endecja, Национально-демократическая партия Польши, во главе с Романом Дмовским. Одним из ключевых пунктов программы партии стала насильственная «полонизация» этнических меньшинств, в том числе украинцев и белорусов. К евреям они предлагали применить более радикальную меру – полное изгнание из Королевства Польского. По мнению Дмовского, «именно нашествие евреев послужило причиной всех бед и несчастий Польши». «Если мы хотим быть великой нацией, мы должны избавиться от евреев», - писал он. Некоторые современные последователи Дмовского утверждают, что он не был расистом. А как можно назвать человека, который относился к евреям как к «расе, чуждой нам», «особям, несущим в себе имманентное зло», которых никто и ничто не сможет изменить? Подобного оголтелого расиста в Польше не было за всю ее историю. До сих пор его идеи пагубно влияют на умы и настроения поляков. Перед Первой мировой войной партия сильно укрепила свои позиции, а в межвоенный период отстаивала политические границы Польши. Ее враждебность к евреям в той или иной степени стали разделять практически все политические группировки страны, за исключением Польской социалистической партии и крайне малочисленной коммунистической партии. В составе последней, вопреки общераспространённому мнению, численность евреев никогда не превышала 20% от общего членства. Польша не была тоталитарным государством, но в конце 1930-х ее политикам все чаще стала импонировать идеология нацистской Германии. Удивительно, но именно в те годы наблюдался расцвет еврейской культуры и религии. Евреи стали принимать активное участие в общественной и политической жизни. Однако, по словам выдающегося польского поэта и эссеиста Чеслава Милоша, «польская антисемитская одержимость, как и в 1920-е, достигла уровня психоза и абсолютного сумасшествия».
Роман Дмовский — польский политический деятель и публицист
Вторая мировая война, принесшая немало страданий польскому населению, ещё больше обострила господствующий антисемитизм. Многие поляки относились с полным безразличием к систематическим массовым убийствам своих еврейских сограждан, а зачастую с молчаливым одобрением наблюдали за этими казнями. Ведь они продолжали считать евреев предателями и врагами. Многие поляки, которых окрестили szmalcownicy (от smalec – свиное топленое сало), стали шантажистами. Они вымогали деньги и драгоценности у несчастных евреев, пытавшихся найти убежище за пределами гетто.
В конце войны жалкие остатки польских евреев подверглись гонениям, физическому и психологическому насилию, погромам. Некоторые представители интеллигенции, как из коммунистического лагеря, так и поддерживавшие другие идеологии, начали публиковать острые эссе об истории польских евреев и польско-еврейских отношениях. Однако этому жанру литературы не суждено было пережить 1940-е. Национал-демократам пришлось отдать власть коммунистам, чья партия отличалась яростным национализмом и приверженностью Москве как гаранту безопасности Польши. Правящая Коммунистическая партия применила собственные антисемитские меры, пресекая любые откровенные обсуждения еврейских проблем и польско-еврейских отношений. Некоторые добросовестные историки, включая противников коммунизма, приняли участие в этом заговоре молчания и лукавства, подпитывая миф о польском великодушии и благородстве по отношению к евреям и исключительной польской жертвенности.
На старые мифы наслаивались новые. Согласно одному из них нацисты с одинаковой жестокостью расправлялись с евреями и поляками, хотя разница в отношении фашистов к этим двум народам была огромной. Один был приговорен к полному истреблению, ко второму применяли зверские меры по усмирению, но, тем не менее, позволяли выживать. Изменились учебники по истории. Из них удалили практически все упоминания о евреях, а все поляки были изображены как истинные благодетели, спасавшие евреев во время фашистской оккупации. По правде говоря, были поляки, которые с риском для жизни бескорыстно помогали евреям, но многие требовали деньги за свои услуги. Большинство либо злорадствовало, либо просто не обращало внимания на страдания своих соседей.
В середине 1960-х число евреев в Польше составляло около 35000 человек, то есть менее одного процента от их довоенного количества. В 1968 году в ходе официально финансируемой кампании почти 25000 евреев были вынуждены покинуть страну. Они эмигрировали в западную Европу, Израиль и США. Таким образом, Польша, в которой проживало более трех миллионов евреев в 1939 году, стала пристанищем антисемитизма без евреев.
Только спустя несколько десятилетий после свержения коммунистического режима евреи начали ощущать свободу. Те, кто многие годы скрывали свое происхождение, набрались смелости, чтобы восстановить свою идентичность. Открылись еврейские клубы, школы, курсы по изучению древнееврейского языка и идиш. Как и до войны, евреи стали объединяться в общины, получившие законодательное закрепление. Представители молодого поколения поляков заинтересовались историей и литературой еврейского народа и стали авторами великолепных научных трудов. Но процесс возрождения еврейской культуры и памяти проходил довольно медленно, неровно и, к сожалению, затронул только малую часть интеллектуальной элиты страны.
Бурная критика
Зверская расправа поляков над евреями, описанная в книге Соседи, вызвала неоднозначную первоначальную реакцию польской общественности – категорический протест, гнев, недоверие и обиду. По большей части, в статьях-откликах евреев изображали как чужаков и даже врагов, а поляков – невинными жертвами и мучениками. Люди разных профессий - ученые, журналисты, экономисты и политики подтвердили, что эти образы оказывают большое влияние на умонастроения читателей. Историк и политик Бронислав Геремек, который с 1997 года по 2000 год был министром иностранных дел, сказал: «Казалось, что мы собираемся снова заняться привычными для нас упражнениями по самообороне, еще раз патетически выкрикнуть: «Мы не виновны! Весь мир против нас!» и нечто подобное. Потребовалось время, чтобы успокоились первые волны возмущения, (хотя, конечно, оно не исчезло навсегда) и развернулись серьезные дебаты».
Историк и бывший заместитель министра образования Виктор Кулерски с легкой иронией и оттенком грусти прокомментировал тот шок, который испытали поляки, когда столкнулись с неопровержимым доказательством, что в действительности они «не являются безупречными праведниками, какими они себя считали». Подобное замечание высказал и Михал Чайковский, авторитетный католический священник и профессор теологии.
Поляки, уверенные в непорочности своей репутации, были шокированы открывшейся правдой о кровавой бойне в Едвабне. Социолог Ханна Свида-Земба в своем ярком эссе рассказала о том, как изменились ее взгляды на польско-еврейские отношения. После погрома в Кельце в 1946 году, в ходе которого погибло 40 евреев и еще 60 получило увечья, пятнадцатилетняя Ханна написала, что она «считала, что это был эпизодический случай». Однако благодаря книге Гросса Свида поняла, что «преступные действия поляков, направленные против евреев, не были случайными – они подпитывались стереотипным отношением к евреям, сложившимся в польском обществе». И она перестала верить, что «довоенный антисемитизм остался в далеком прошлом, прошлом, которое затмили ужасы войны и холокоста». Более того, существовала прямая связь между довоенным и послевоенным антисемитизмом. Несомненно, крайне враждебное «отношение к евреям в довоенный период привело к чудовищным преступлениям во время войны и после ее окончания».
Ян Томаш Гросс — американский историк, социолог и политолог польского происхождения
Эссе Свиды-Зембы также затрагивает ряд других моментов. Автор попыталась выяснить, почему определенные критики Гросса упорно стараются установить точное число жертв в подожженном сарае в Едвабне, а другие, сторонники общепринятого мнения, что евреи действуют заодно с коммунистами, видят причину погрома в сотрудничестве некоторых евреев с советскими войсками. Кроме того, Ханна рассказала о царящей в польском обществе мании отыскивать еврейские корни у определенных людей и роли католической церкви в антисемитской пропаганде.
Литературовед Мария Янион присоединилась к дебатам с эссе «Польские Маккавеи», которое развеяло слухи о еврейской трусости и уклонении ими от службы в армии. Янион напомнила о том, как евреи наравне с поляками участвовали в войнах против татар, казаков и русских в шестнадцатом и семнадцатом столетиях, а в девятнадцатом - боролись за независимость польского государства.
Писатель Януш Майхерек развенчал миф о пресловутой польской толерантности и моральном превосходстве над деспотичными соседями – нацистами. Он привел примеры низкого поведения поляков, преследовавших корыстные цели, проявлений ксенофобии в Польше и процитировал слова молитвы 1927 года: «У алтаря твоего мы умоляем тебя, Господи, освободить Польшу от евреев навсегда». Анджей Кобос проверил архивные данные и подтвердил подлинность исторических фактов, изложенных в книге Гросса, и правильность его выводов, столь болезненных для поляков: «Полыхающий сарай стал орудием геноцида, которое отличалось от нацистских газовых камер только тем, что он оказался более вместительным, технически более эффективным и использовался только раз для убийства евреев за полгода до появления первых мобильных газвагенов в лагере смерти Хелмно».
Ежи Славомир Мац подорвал самоуверенность своих соотечественников, что в Польше, в отличии от других оккупированных стран не было пособников врагу, изменников и предателей. Как раз наоборот, довольно много поляков сотрудничали с фашистами, а другие были полны готовности служить оккупантам. И только «отказ Гитлера от союза с Польшей» положил конец этим упованиям.
В то время, как число сторонников Гросса увеличивалось, и их высказывания становились более убедительными и откровенными, все чаще раздавались громкие голоса, в основном из правонационалистических группировок, осуждавшие книгу и ее автора. Они категорически отрицали ответственность поляков за массовые убийства, критиковали Гросса за антипольскую пропаганду, проеврейскую позицию и симпатию к коммунистам.
Кое-кто из критиков выражал умеренные взгляды, неохотно признавая некоторые из обвинений Гросса и осуждая автора за методику исследования, игнорирование и преуменьшение значения определенного фактического материала. Например, профессор и известный критик истории Варшавского университета Томаш Стжембош возглавил непримиримую кампанию с целью доказать, что трагедия в Едвабне стала актом возмездия за причастность евреев к арестам поляков войсками НКВД СССР и массовой высылке поляков на советский Дальний Восток. Несмотря на такие заявления, Стжембош отказывался признавать, что он оправдывает кровавую расправу в этом городке. Кроме того, он утверждал, что именно гестапо запланировало, организовало и осуществило погром, заручившись поддержкой 23 криминальных элементов из числа поляков. Остается загадкой, каким образом он вычислил эту цифру. По его мнению, Гросс знал об организующей роли фашистов в резне в Едвабне, но умолчал о ней. Создается впечатление, что Стжембош, который стал для польских националистов своего рода духовным вождем и представителем их интересов, сам себе противоречит. Невозможно понять из его умозаключений, кто был настоящими преступниками – либо поляки, возмущенные злодеяниями евреев, либо нацисты, либо они действовали сообща. Тем не менее, жители Едвабне, судя по статье Анны Биконт в газете Gazeta Wyborcza, относятся к Стжембошу с благоговейным трепетом, считая его непререкаемым авторитетом.
Другие историки также обвинили Гросса за то, что он не принял во внимание все доступные документы, и поставили под сомнение число жертв трагедии, которое он привел в своей книге. Трудно не поддаться впечатлению, что многие обвинения, предъявленные историку, социологу и политологу Гроссу, в том числе в том, что он социолог, а не историк, проистекают из нежелания признать горькую и постыдную правду. В свое оправдание Гросс заверил, что оспариваемая цифра 1600 человеческих жертв приводится в любом источнике, к которому он обращался. Более того, она начертана на камне мемориала в Едвабне, воздвигнутого несколько лет назад. Впрочем, Гросс всегда утверждал, что он эта цифра не точна, но наиболее вероятна.
Расследование, проведенное Институтом национальной памяти, государственной Комиссией по расследованию преступлений против польского народа, установило непричастность нацистов в погромах в Едвабне и двух других городах, отраженных Гроссом в его книгах. В конце декабря 2000 года председатель Комиссии Леон Керес, авторитетный юрист, представил на рассмотрение парламента первоначальный отчет о трагедии в Едвабне. 9 июля, накануне годовщины кровавой резни, прокурор Радослав Игнатьев сообщил, что расследование доказало, что массовые убийства в Едвабне были инспирированы нацистами, однако непосредственными исполнителями преступления стали поляки. Яд ва-Шем, Национальный мемориал Катастрофы и Героизма официально потребовал, чтобы на мемориальном камне в Едвабне было указано, что убийцами были поляки. Президент Польши Александр Квасьневский не ответил прямым отказом, но попросил дать время польскому народу, чтобы осознать «горькие выводы», к которым пришла Комиссия. Президент добавил, что поляки обязательно попросят прощения за это преступление.
Петро Панченко
Польские уроки истории. Тяжелая правда о геноциде евреев — ЧАСТЬ 2.
