Прямо скажем, происходившее повергало в дрожь – причем, отменно крупную. Нахожу достойными изобильной хулы множество людей – от Дэвида Кэмерона, по-видимому решившего войти в историю как человек, ничтоже сумняшеся поставивший на грань развала и Европу, и собственный народ во имя скоротечного политического выигрыша, – и до поистине достогнусных британских газетных редакторов, упорно пичкавших публику ложью.
Облегчив душу этими словами, я испытываю чуть меньший ужас при мысли о британском референдуме о выходе из ЕС (Brexit), чем полагалось бы с чьей угодно точки зрения – даже с моей собственной. Экономические последствия будут, конечно, скверными – однако, смею предположить, не столь скверными, как уверяют многие. Последствия политические могут оказаться неизмеримо печальнее; впрочем, почти все невзгоды, коих я страшусь, пришли бы своим должным порядком, даже если бы взяли верх поборники пребывания в ЕС (Remain).
Начнемте с экономики.
Да, выйдя из ЕС, Британия сделается беднее. Трудно исчислить грядущие торговые убытки в точности; одно скажу: они будут ощутимы. Правда, обычные тарифы ВТО низки (ибо «тарифные» члены Всемирной Торговой Организации – Британия, США и ЕС – взимают экспортные налоги друг с друга), прочие же традиционные ограничения, стесняющие торговлю, относительно милосердны. Однако все, что мы видели в Европе и Северной Америке, наталкивает на мысль: уверенность в свободном доступе к рынкам изрядно способствует краткосрочным капиталовложениям, нацеленным на продажу товаров по другую сторону границы; исчезни эта уверенность – и со временем торговля завянет, причем безо всяких «торговых войн». А в итоге уменьшится и британское промышленное производство.
Но в текущую минуту все разговоры ведутся лишь о последствиях финансовых – о рыночном оскудении, о хозяйственном спаде в Британии (возможно, и в целом мире), и тому подобном. Все же, я ничего подобного пока не опасаюсь.
Да, верно: курс фунта стерлингов заметно упал сравнительно с обычными ежедневными колебаниями. Но те из нас, кто набирался ума-разума, изучая кризисы на зарождающихся или развивающихся рынках, падением фунта не смущаются – да и невелико оно по сравнению с тем, что порой случалось в ходе британской истории. Наступил кризис 1970-х годов – и фунт упал на добрую треть; он упал на четверть, когда в 1992-м Британии пришелся не по душе механизм регулирования валютных курсов; а сейчас, когда я пишу эти строки, фунт упал только на 8 процентов.
Вот каким, по сведениям компании Блумберг (Bloomberg L. P.), был курс фунта стерлингов относительно евро за последние 5 лет. Отнюдь не ошеломляющая картина:
Мало того: Британия – государство, берущее взаймы и одалживающее в собственной валюте, неподвластной классическому кризису валютного баланса, разражающемуся при девальвации денежных единиц – иными словами, это вам не Аргентина, где падение курса песо равнялось настоящему стихийному бедствию для фирм и потребителей, бравших взаймы долларами. И ежели вас беспокоило то, что страхи, вызванные референдумом, повлекут за собою отток капитала и взлет процентных ставок – угомонитесь: уж этим и не пахнет – скорее, напротив. Вот, опять же по данным компании Блумберг, процентные ставки выплат за минувшие 5 лет по британским ценным бумагам, выпущенным на 10-летний срок:
Да, справедливо: на мировых фондовых рынках наблюдается спад; уменьшаются и учётные ставки – опять же повсеместно; видимо, сказывается боязнь того, что экономическая слабость понудит центральные банки вести до крайности неопределенную денежную политику. Но чего тут бояться?
Один из ответов гласит: неуверенность способна подавлять капиталовложения. Мы еще не знаем, как разыграются события после референдума, и я, пожалуй, могу вообразить себе исполнительных или генеральных директоров, откладывающих затраты до лучших времен, когда положение прояснится.
Куда хуже иная боязнь – страх перед крайне скверными политическими последствиями – и в Европе, и в самой Британии. По-моему, тут пора обратиться к политике.
Думается, не стоит пояснять, что весь Европейский проект – все усилия, нацеленные на миролюбие и крепнущий политический союз, возникающие благодаря экономическому слиянию, – оказался под большой, очень большой угрозой. Британский референдум, вероятно, является лишь началом – ибо популистские / сепаратистские / ксенофобские движения делаются все влиятельнее по всему европейскому континенту. Прибавьте к этому подспудную слабость европейской экономики – главной кандидатки на экономический застой, – прибавьте упорную «ползучую» депрессию, подстегиваемую, например, демографическим спадом, сдерживающим капиталовложения. Множество людей ныне глядят на европейское будущее без малейших надежд – и я разделяю их тревогу.
Но перечисленные треволнения отнюдь не исчезли бы, даже одержи победу cторонники пребывания в ЕС. Ибо истинными ошибками были: а) введение евро – никто не подумал толком, какое сможет иметь хождение единая валюта, коль скоро не существует единого правительства; б) пагубное стремление разыграть кризис евро наподобие нравоучительной пьесы, где персонажами-негодниками выступают безответственные южане; в) свободное передвижение рабочей силы меж культурно различными странами, в коих уровень благосостояния до крайности неодинаков – опять же, никто не подумал толком, к чему это приведет. Британский референдум служит, в сущности, симптомом перечисленных неурядиц, повлекших за собой потерю доверия к ЕС. (Этой потерей доверия и объясняется роль, сыгранная крахом евро в британском референдуме, хотя у самих британцев хватило ума оставаться в стороне от еврозоны).
Иначе говоря, утверждаю: на европейском уровне референдум только привлек внимание к фурункулу, который довольно скоро прорвало бы независимо от британских действий или британского бездействия.
Но вот кому и впрямь причинен ощутимый добавочный ущерб – ущерб, коего не было бы, не сделай Кэмерон политически неправомерных шагов, – так это самой Британии. Разумеется, я не знаток британских обстоятельств, однако весьма и весьма похоже, что голосование придаст уверенности наихудшим элементам островной политической жизни и приведет к распаду самого Соединенного Королевства. Премьер-министр Борис – фигура куда более правдоподобная, чем президент Дональд; и все же он вполне может оказаться премьер-министром одной лишь Англии, а не разлетевшейся на части Великобритании – точка, и «дальше тишина».
Вот и угомонитесь, не скорбите о столь мало прожившей на свете макроэкономике – скорбите о Европе. Впрочем, о Европе скорбеть вам уже полагается и без моих наставлений. А если хотите тревожиться – тревожьтесь о Британии.