Есть в мире сильные президенты, бывают слабые, а есть президент Молдавии Игорь Додон. Трижды – столько раз за последние месяцы Конституционный суд отстранял его от исполнения обязанностей. И во всех трех случаях причиной становилось несоответствие политических пристрастий условно пророссийского президента настроениям парламента и правительства с их негласным кукловодом-олигархом Владимиром Плахотнюком, чей взгляд устремлён на условный Запад.
В первый раз, в октябре 2017 года, Додон отказывался утверждать кандидатуру Еуджена Стурзы на пост министра обороны. Затем в январе история повторилась с назначением пяти министров, некоторые из которых были так или иначе замешаны в скандале с кражей $1 млрд государственных средств. Заключительным поводом стал запрет российского телевещания на территории республики.
Вывод очевиден: пока Додон не обзаведётся поддержкой парламента, ни о какой реальной власти речь не идёт. Согласно конституции Молдовы, президент может лишь единожды отклонить предложенную парламентом кандидатуру. Если после этого он повторно отказывается подписать указ, парламент вправе инициировать даже процедуру импичмента.
Между тем, де-факто правящая в Молдове Демократическая партия, возглавляемая Плахотнюком, является самой непопулярной силой в республике, а сам Владимир Плахотнюк – коррупционером номер один. По последним опросам, ему доверяет лишь 1,5% населения. В таком положении Плахотнюку очевидно не выгоден импичмент, и он будет и далее держать Додона в золотой клетке президентства без полномочий, пытаясь нанести максимальный урон его репутации. Додону же остаётся лишь наблюдать, как серый кардинал продолжает дергать за ниточки молдавский политикум и выжидать.
Существует и другая точка зрения – якобы Додон является успешным проектом Плахотнюка. К «власти», кстати, его привёл именно Владимир Георгиевич. Аргументом в пользу этого мнения служит тот факт, что Додон, вероятно в рамках каких-то тайных договоренностей, поддерживает переход к смешанной системе голосования на парламентских выборах. И это единственное, что, по мнению экспертов, может дать Плахотнюку шанс сохранить свои влияние и роль в молдавской политике.
Как бы то ни было, помимо условно пророссийских и условно проевропейских сил, в Молдове наличествует и третья сторона – прорумынская. И если связь президента Додона с Россией ограничивается его готовностью следовать дорожной карте приднестровского конфликта и стремлением наращивать импорт в Россию и страны СНГ, то под прорумынскими силами мы подразумеваем сторонников поглощения Молдовы Румынией.
Напомним, что в самой Румынии подобные унионистские взгляды существовали ещё с начала прошлого столетия, а вот в Молдове они стали продвигаться лишь с приходом к власти в 2009 году Альянса за европейскую интеграцию. Согласно опросам, поддержка молдаванами так называемой «унирии» составляет сегодня 20%. Это не большинство, однако вначале 90-х эти показатели стремились к нулю.
Причина таких перемен – прежде всего культурно-образовательное влияние Румынии на молодое поколение. Речь идет как о политике Бухареста, щедро раздающего молдаванам румынские стипендии, так и о политике самой Молдовы, где румынский объявлен вторым государственным языком, а в ближайшее время может стать и первым, тем более что существенной разницы между языками нет.
В начале февраля общественность всколыхнула новость о том, что руководства молдавских сел и местечек подписывают символическую декларацию с требованием вернуть их территории в состав Румынии
Идея единого народа продвигается и в школах, где история Молдовы рассматривается лишь как эпизод в истории большой Румынии. О чем и говорить, если добрая половина Конституционного суда и политической элиты имеет двойное гражданство. Есть и обратные случаи. Например, молдавский политик эпохи борьбы за независимость Леонида Лари – местный прототип Ирины Фарион – остаток жизни проработала в парламенте Румынии, где представляла ультраправую Христианско-Демократическую Крестьянскую партию Румынии, продвигающую признание нацистского диктатора Антонеску великим румынским патриотом, до последнего вздоха сражавшимся за свою страну.
С позиции же простого человека «унирия» рассматривается как шанс на обретение гражданства ЕС и поиска лучшей жизни в какой-нибудь более благополучной европейской стране. И за эту возможность многие готовы заплатить даже потерей суверенитета, не приносящего обычному гражданину никаких реальных благ. И чем дальше в провинцию, тем сильнее такие взгляды. Так, в начале февраля общественность всколыхнула новость о том, что руководства молдавских сел и местечек подписывают символическую декларацию с требованием вернуть их территории в состав Румынии. Акцию организовала унионистская организация Acțiunea 2012 в честь столетия с момента объединения Румынии.
Однако в реальности все понимают, что надеяться на скорое объединение не стоит – этот план не поддерживается большинством молдаван. Не вызывает он восторга и у олигархических элит, которым в таком случае пришлось бы столкнуться с конкурентами в лице куда более мощных румынских корпораций. Но главное – это чёткая международная позиция по сохранению суверенитета Молдовы, а также особенности национально-территориального устройства. Речь об усилении сепаратистских тенденций в регионах с большим процентом нерумынского населения, в частности в гагаузской автономии, преимущественно населенной гагаузами – тюркским народом, исповедующим православие.
Четкую позицию уже выразила глава Гагаузской автономии Ирина Влах: «Мы хотим защитить Республику Молдова. Мы не понимаем, почему руководство страны не принимает меры против тех, кто хочет ликвидировать нашу государственность». Более того, в случае объединения и согласно принятому по результатам референдума 2014 года отложенному статусу Гагаузской Республики, автономия намеревается выйти из состава Молдовы и воспользоваться правом на самоопределение. В подтверждение Влах планирует просить президента Турции Реджепа Эрдогана оказать поддержку автономии в борьбе с насильственной румынизацией. Так или иначе, геополитический конфликт в Молдове, помимо привычных сторон – Румынии и России – постепенно втягивает в себя и Анкару. При этом последняя, как известно, привыкла действовать решительно и жестко, когда речь заходит о ее интересах. А чем может обернуться союз Эрдогана и Путина в очередной потенциальной горячей точке, можно понять на примере Сирии.
Посему привлечение Анкары к молдавско-гагаузскому противостоянию – это крайний шаг. На сегодняшний день Гагаузия заинтересована в сохранении независимости Молдовы при условии обуздания Кишиневом особенно горячих голов. С этой целью Верховный совет принял резолюцию, в которой призвал молдавские правоохранительные органы пресечь унионистские настроения путём запрета соответствующих партий, ограничить право занимать высшие государственные посты лицам с двойным гражданством.
Отдельную важность автономия имеет в качестве положительного примера для Приднестровья. Гагаузии удалось отстоять свои суверенные права в составе Молдовы, не сталкиваясь с неудобствами «серого» статуса непризнанного государства. Ирина Влах не раз заявляла, что готова лично работать с представителями Тирасполя для отстаивания позиции единой Молдовы.
Однако данный сценарий требует благоприятных условий для самой Гагаузии. Для этого должен работать закон об особом правовом статусе, а Кишинев – сотрудничать с автономией и инвестировать в её развитие. В таком случае, по словам Влах, будет проще найти компромисс и с Приднестровьем.
Если раньше Украина относилась к приднестровским сепаратистам вполне лояльно и даже с сочувствием, то начиная с 2014 года Киев и Кишинев сблизились в вопросе принадлежности территорий непризнанной республики
Между тем сегодня эта линия может окончательно утратить убедительность. Дело в том, что после признания автономного статуса Гагаузии в 1994 году законодательная база Молдавии так и не была приведена в соответствие с Законом об особом правовом статусе, что не раз служило причиной обострения отношений. Этот вопрос был в очередной раз актуализирован в минувшем году. Парламенту был представлен пакет из трёх законопроектов, призванный урегулировать этот вопрос. Однако там решили внести в законопроекты свои кардинальные поправки, что не устроило руководство автономии. В итоге решение так и не было найдено, а проблема перешла в хроническую стадию, что выставило Кишинев не самым надежным партнером по переговорам с Приднестровьем.
Если же говорить об интересах Украины в регионе, то на сегодняшний день они связаны прежде всего с предотвращением распространения сепаратизма из Приднестровья в южные регионы Украины. В конце концов, выходцы из Приднестровья сыграли далеко не последнюю роль в возникновении на Донбассе непризнанных государств, занимая на первых порах многие ключевые должности в их руководстве. Поэтому если раньше Украина относилась к приднестровским сепаратистам вполне лояльно и даже с сочувствием, то начиная с 2014 года Киев и Кишинев сблизились в вопросе принадлежности территорий непризнанной республики.
Наличие в Приднестровье российских вооруженных сил также рассматривается в Украине как угроза национальной безопасности. В этой связи за последние годы был принят ряд решений по усилению контроля на приднестровском участке границы, а в июле прошлого года был открыт совместный с Молдовой пропускной пункт.
Между тем, несмотря на активизацию сотрудничества Кишинева и Киева, полного доверия достичь невозможно – слишком уж много в Молдове политиков, нацеленных на восстановление дружеских отношений с РФ и разрешение приднестровского кризиса в формате, аналогичном Минским соглашениям. Определённую ясность в этом вопросе внесут предстоящие парламентские выборы в Молдове. Ведь если Плахотнюку не удастся удержаться у руля, а президент Додон сформирует свое правительство, Киев ждет серьезное разочарование.
Екатерина Щербак
