Как только появлялся проблеск надежды в сирийской войне – его всегда очень быстро гасили. Вспомните сентябрьское соглашение о прекращении огня между Вашингтоном и Москвой. Когда русские – как все подозревают – разбомбили конвой с гуманитарной помощью для осажденного Алеппо – соглашение было тут же сорвано. Скептиков это абсолютно не удивило.
Однако причиной срыва соглашения было не столько двуличие России, сколько тот факт, что ее изначально нельзя было воспринимать как главного переговорщика. Среди всех иностранных союзников Сирии главную роль играет Иран – который послал в Сирию сотни своих бойцов и вовлек в этот конфликт сотни тысяч несирийских шиитов на стороне Асада.
Цели России и Ирана в Сирии не совпадают, поэтому российские переговорщики представлять интересы Ирана не станут.
У Ирана не так и много друзей, и он сделает все, чтобы сохранить поддержку самого старого и надежного из них.
Вашингтону, прежде всего, следует понять, чем обьясняется столь глубокая заинтересованность Ирана в Сирии. При президенте Хафезе Асаде – отце нынешнего президента – Сирия оказалась единственной страной, поддержавшей Иран в опустошительной войне против Ирака в 80-е годы. Все высшие военачальники Ирана являются ветеранами той войны. Все они несут на себе шрамы и раны – как эмоциональные, так и физические – войны, которую спровацировали суннитские соседи Ирана, и в которой были убиты и искалечены сотни тысяч иранцев. У Ирана не так и много друзей, и он сделает все, чтобы сохранить поддержку самого старого и надежного из них.
Однако, союзнические отношения – это нечто большее, чем личная симпатия. В 90-е годы неприязнь к Израилю ещё больше сблизила Иран и Сирию. Сирия стала проводником иранской поддержки ливанской Хезболлы, которая с тех самых пор угрожает Израилю и служит представителем и помощником Ирана в регионе для сдерживания Вашингтона.
Другими словами, утрата доступа к сирийской территории серьёзно подорвет возможности Ирана и сделает его более уязвимым для провокаций Израиля и США. Один из лидеров Корпуса Стражей Иранской Революции (КСИР) заявил, что Сирия стратегически так важна, что Иран считает ее своей “35-й провинцией”. Иран предпочел бы потерять свою, богатую нефтью, провинцию Хузестан (населенную арабами), чем потерять Сирию, ибо “если мы удержим Сирию – мы обязательно вернем и Хузестан. Но с потерей Сирии мы потеряем и Тегеран”.
Если взглянуть на ситуацию глазами Ирана, нет ни одной причины поддерживать смену режима в Сирии – кого бы ни предлагали взамен. Суннитские боевики продемонстрировали полное неприятие шиитов.
Джихадистские группировки – Фронт Нусра, Ахрар аш Шам и ИГИЛ – проявляют звериную жестокость по отношению к шиитскому населению: резня алавитов в Сирии и шиитов в Ираке стала обычной практикой ИГИЛа. Иран, естественным образом, предполагает, что это продолжится, если оппозиция пройдёт к власти в Сирии, а затем суннитский экстремизм перекинется в Ливан и Ирак, и шииты этих стран тоже попадут под удар. У самого Ирана внутри страны тоже есть проблемы с суннитскими боевиками – особенно в западных и юго-восточных провинциях.
Ещё большей угрозой для Ирана является формирование коалиции, стоящей на стороне сирийской оппозиции. Её возглавляют США и Саудовская Аравия, а Катар, ОАЭ, Иордания и Турция их активно поддерживают. Для Ирана США – это главный враг, Саудовская Аравия – агрессивный соперник, а остальные – критики, или конкуренты.
Вот почему Иран послал в Сирию свои лучшие воинские формирования – Корпус Стражей – и они стали основой наземных сил Асада.
Ирана. Корпус Стражей даже создал ополчение из числа местных сирийцев, которое стало серьёзным подспорьем правительственным войскам, а также подразделения афганских и пакистанских наемников из числа шиитских беженцев.
Начиная с 2011года, Корпус Стражей постоянно направляет в Сирию вооружения и живую силу. Старшие офицеры КСИР под командованием генерал-майора Казема Сулеймани консультируют своих сирийских коллег и помогают разрабатывать операции против повстанцев. Формирования КСИР составляют главную часть асадовской армии, тогда как собственно сирийские правительственные войска – лишь небольшую часть. Это обстоятельство облегчает вовлечение в войну ливанской Хезболлы и иракского шиитского ополчения, поскольку и те, и другие, опираются на поддержку Ирана. Корпус Стражей даже создал ополчение из числа местных сирийцев, которое стало серьёзным подспорьем правительственным войскам, а также подразделения афганских и пакистанских наемников из числа шиитских беженцев. Последних завлекали на службу с помощью различных посулов – от ежемесячного пособия до иранского гражданства – однако другие источники сообщают, что многие из них служат из религиозных убеждений. Есть сведения, будто в сентябре 2015-го года генерал Сулеймани лично пытался убедить Москву вмешаться в конфликт.
Иран взялся играть центральную роль потому, что хочет контролировать послевоенную ситуацию. Именно поэтому исключение Ирана из сентябрьских переговоров о прекращении огня между Джоном Керри и Сергеем Лавровым не принесло ничего хорошего. Москва и Вашингтон, возможно, являются (формально) главными действующими лицами конфликта, но ни один из них не может диктовать свою волю многочисленным и разношерстным отрядам, воюющим на земле. В отличие от Ирана, ни один из них не создал мощного присутствия на земле – где именно все и решается.
Если бы Иран рассматривал эту войну в чисто стратегических терминах – переговоры с ним могли бы привести к быстрому прогрессу и миру. Но в Тегеране смотрят на неё не так, как в Вашингтоне и Москве.
Иран менее склонен к компромиссам, чем Россия или США, потому что его интерес к Сирии не ограничивается тактикой. Для Ирана – как и для сирийских алавитов и шиитов из соседних стран – это дело личное, религиозное, почти экзистенциальное. Если Асад утратит контроль над Сирией, то Иран и его союзники, как они полагают, утратят контроль над всем регионом.
Все это время Иран, не колеблясь, поддерживал Асада во всем и никогда не пытался умерить его амбиции.
Следует отметить, также, что верховный религиозный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи отверг возможность расширения ирано-американских переговоров за рамки ядерной проблематики. В прошлом году он прямо заявил: “мы согласились обсуждать с США только ядерную проблему. По другим вопросам мы не допускаем никаких переговоров с ними и не собираемся ничего обсуждать”. В августе он ещё раз выразил ту же позицию: “Они хотят обсуждать с нами региональные проблемы, но опыт ядерной сделки учит нас, что любые разговоры с американцами – это смертельный яд. Мы не можем доверять им ни в чем”.
Военные круги Ирана поддерживают Хаменеи и также отвергают возможность компромисса с Америкой. Начальник генштаба вооружённых сил Ирана генерал-майор Корпуса Стражей Мохаммад Хуссейн Бакери заявил в сентябре: “Корпус Стражей не приемлет переговоров с Америкой. Наши враги – особенно США – считают, что переговоры предполагают уступки другой стороны и навязывание американских условий. Но такие переговоры ничего не стоят, и Корпус Стражей их никогда не примет. Мы бдительны и нас не проведешь”.
“Асад – президент, или мы сожжем всю страну” – этот лозунг сирийских правительственных войск вполне подходит и Ирану.
Полный отказ от компромисса с Америкой – это не тактическая хитрость Ирана. Это его политика. “Асад – президент, или мы сожжем всю страну” – этот лозунг сирийских правительственных войск вполне подходит и Ирану. Корпус Стражей не верит Америке, и ничто этого не изменит – только полное выполнение требований Ирана.
Иран откажется от своего принципа “все или ничего” в сирийском вопросе только, если его к этому принудят. Но сегодня к этому нет никаких предпосылок. Россия укрепила позиции Ирана и обеспечила противовес давлению США. Иранских лидеров мало заботит цена победы – в том числе репутационная и моральная. Они готовы к большим жертвам, чем их суннитские соседи. США и их союзники должны решить для себя, сколь далеко они готовы зайти, испытывая готовность Ирана к жертвам. Он уже потерял более 400 человек в этой войне, в том числе несколько высших командиров Корпуса Стражей – больше, чем в любом другом конфликте после ирано-иракской войны. Война дорога и обременительна. Иран может приоткрыть двери для компромисса, но только в том случае, если сочтет это лучшим способом достижения своих целей. Если обе стороны продолжат занимать крайние позиции – война будет продолжаться до поражения одной из них. В противном случае разрушение Сирии продлится неопределенно долго.
Иран мог бы стать частью решения сирийского конфликта и помочь положить конец страданиям миллионов ни в чем не повинных граждан. Он заслужил место за столом переговоров. Но глупо было бы не признать – в сегодняшней ситуации Иран вряд ли использует это место для поиска компромисса.