Калифорнийский пейзаж. За кадром голос Мильтона Фридмана: Калифорния. Сьерра-Невада. Десять тысяч футов над уровнем моря. Зимою температура падает до 40 градусов мороза. Летом же здешний разреженный воздух раскаляется от зноя.
В таких-то невозможных краях и вырос некогда городишко Боди (Bodie).
Покуда Боди процветал, его переполняли проститутки, пропойцы и картежники. Частица колоритной истории американского Запада.
Столетие тому назад городок населяли 10 000 человек. А что привело их сюда?
Золото.
(Видно, как золотистый песок пересыпается из металлического стакана в подставленную ладонь).
Будь это настоящим золотом, за него дрались бы. По мере того, как люди нападали по всему Западу на одну золотую россыпь либо жилу за другой (Мильтон Фридман появляется на экране), искатели удачи – публика самая разношерстная – стекались отовсюду. Цель у них была одна-единственная: разбогатеть в одночасье.
Им приходилось возводить городки и поселки в местах, где никому и в голову бы не стукнуло селиться – если бы не золото.
Золото строило такие города – и когда оно иссякло, города обезлюдели, сделались призрачными. Большинство старателей уходило ни с чем, оставаясь по-прежнему нищими и несчастными. Единицы богатели. Для них золото было сокровищем – но чем оно бывало для окружающего мира в целом?
Золота не съешь, в золото не оденешься, и дома из него не выстроишь. Но если золота прибавляется, то за товары и услуги нужно давать чуть-чуть больше золота, нежели прежде. И цены, в золотом своем эквиваленте, принялись расти.
В ужасающих трудах, принося устрашающие жертвы, люди вымывали золото из утробы земной. Что же с этим золотом стало в дальнейшем?
В конце концов, рано или поздно, его перевозили за тридевять земель и снова хоронили – только уже не в земной утробе, а в банковских подземельях – по всему белому свету.
Пожалуй, нет вещи, ни разу не служившей деньгами там и сям. Каменной солью расплачивались в Эфиопии, медными кольцами в Западной Африке, раковинами каури в Уганде – даже игрушечная пушка (ее показывают на экране) может использоваться в качестве денег – деньгами служит что угодно. «Крокодильи монеты» ходили в Малайзии (зрителю виден маленький бронзовый крокодил) – правда, смеха достойно?
Затравленное обществом курящее меньшинство наверняка признает в этих растениях сырье, из коего изготавливают сигареты. Однако на заре американской колонизации, задолго до возникновения Соединенных Штатов, табак служил деньгами. Он был обычным платежным средством на земле Вирджинии, Мэриленда и обеих Каролин. Табаком расплачивались и где и за что угодно; законодатели постановили: табаком разрешается даже платить налоги. За табак покупали пищу, одежду и жилье.
Занятное зрелище являли собою тогдашние здоровенные парни, собиравшиеся жениться и тащившие на спинах стофунтовые табачные тюки прямо к пристаням и причалам – ибо именно табаком платили они капитанам кораблей за провоз хорошеньких юных дев, стремившихся из Англии к своим заокеанским женихам.
Теперь вам понятно, что значит слово «деньги». У денег наличествует одно свойство: из денег, словно из семян, вырастают новые деньги – так оно и вышло в случае с табаком. Чем больше выращивали табака, тем больше имелось денег, – и, естественно, коль денег прибавлялось, росли цены. Инфляция… Прежде, чем табак прекратил играть роль звонкой монеты, цены (в табачном эквиваленте) подскочили в сорок раз по сравнению с изначальными.
Как заведено, люди принялись роптать на инфляцию, как заведено, законодатели попытались помочь беде – и, как заведено, у законодателей почти ничего не получилось. Они запрещали целому ряду переселенцев сажать и выращивать табак, они старались уменьшить число табачных плантаций. Земледельцев заставляли уничтожать часть собранного листа – но это ни к чему не привело. Под занавес народ решительно взял дело в собственные руки и принялся вытаптывать «лишние» плантации (принадлежавшие, разумеется, другим). Это было уже чересчур и слишком; издали закон, каравший смертью любого, покусившегося на чужие табачные поля.
Закон Грэшема (Gresham’s Law), один из наистарейших экономических законов, получил наглядное подтверждение. Закон Грэшема гласит: «Дорогие деньги вытесняются из обращения дешевыми» – так оно в случае с табаком и приключилось. Всякий должник стремился покрыть свой долг наихудшим «горлодером», а тонкий, ароматный табак берег, дабы продать за море и получить свою плату звонкой монетой. В итоге, дорогие деньги были вытеснены из обращения дешевыми.
Примерно столетие спустя после того, как табачный лист начал служить платежным средством, появились особые склады, куда плантаторы свозили свой табак, забитый в бочки, и где правительственный инспектор выдавал владельцам письменные свидетельства: табак хорош и поставляется в должном количестве. Этими «грамотами качества» люди впоследствии обменивались, передавали их из рук в руки, платя по накопившимся счетам.
(На экране – печатный станок и долларовые банкноты).
Эти зеленые бумажные прямоугольники – нынешнее соответствие тогдашним «табачным грамотам» – с единственным отличием: ни малейшего отношения к какому-либо товару или благу банкноты не имеют.
Сколь ни странно, ранние признаки инфляции многим приходятся весьма по душе.
(На экране – городская площадь, фонтан, уличные музыканты, улыбающиеся прохожие. Звучит задорная песенка).
Брента в разгаре «веселых шестидесятых». Денег было вдоволь, дела велись отлично, работы хватало каждому, а цены еще не успели взлететь. Поначалу все радовались. Но золотое времечко шло да шло неспешным шагом, и цены росли все быстрее и быстрее. Скоро многие из этих людей лишатся заработка. Повеселились – и довольно: хорошего понемножку.
В Соединенных Штатах творилось то же самое – только началось несколько позже. Одна правящая партия сменяла другую, да остановить инфляцию оказывалось невозможно. А почему?
Перед любыми выборами наши представители втемяшивают избирателям: получите налоговые льготы! О да, формальную ставку налога представители наши способны снизить. К несчастью, одновременно с этим правительство умело взвинчивает ее – ибо в кармане фокусника имеется волшебная палочка, именуемая инфляцией.
Правительство снижает налоговую ставку, однако на деле налоги, взимаемые с граждан, увеличиваются, поскольку инфляция автоматически втискивает нас в гораздо более обеспеченную категорию налогоплательщиков. Изящный трюк и ловкость рук! – налоги без представительства.
(На экране появляется молодой человек по имени Роберт Кроуфорд, рабочий инструментального цеха).
Роберт Кроуфорд: Похоже, чем больше я работаю, тем больше они отбирают у меня. Я знаю, что если денек-другой поработаю сверхурочно, то один лишь федеральный подоходный налог тут же удвоят: я стану числиться более обеспеченным налогоплательщиком, а значит, и взимать с меня будут побольше.
(На экране видны уютный домик и зеленая лужайка).
Боб Кроуфорд жил со своей женой и тремя детьми в пригороде Питтсбурга. Весьма обычная американская семья.
(Внутри домика. Дети возвращаются с прогулки).
Жена Кроуфорда: Не хлопай дверью, Дафни! А я как раз готовлю твое любимое блюдо…
Мильтон Фридман: Мы навестили семью Кроуфордов после того, как Роберт истратил дня два, подсчитывая сумму своего федерального и местного подоходного налога за минувший год. По случаю нашего прихода Боб начал исчислять и прочие уплаченные им подати. Впрочем, ничего потрясающе нежданного здесь не обнаружилось.
Роберт Кроуфорд: Инфляция усиливается, всё дорожает – как ни бейся. Вышел из дому, глянул вокруг – и видишь: везде все дороже прежнего. Вырастает счет за газ, вырастает счет за электричество, бензин становится не по карману – да я тысячу дорожающих вещей назову, цены просто к небу поднимаются! А чего стóит питание! Жена моя ходит в бакалейную лавку – и если прежде мы за две недели тратили на самую скромную еду, скажем, 50-60 долларов, то нынче тратим уже 80-90 долларов.
Прожить нынче – ох, как непросто: за ценами не угонишься. Понимаете, уже плохо, но что ни месяц – то хуже и хуже делается. Да где же и когда же всему этому конец?
Вот, полюбуйтесь: подсчитал. Почти шесть тысяч долларов долой из моего заработка – налоги нужно платить. Остается на жизнь ровным счетом двенадцать тысчонок – думаете, уйма денег? Но пять или шесть лет назад я получал те же двенадцать тысяч…
Мильтон Фридман: И как же налоги без представительства сказываются на гражданах? Сколько же способна истратить на жизнь семья Кроуфордов после того, как уплачен положенный подоходный налог?
В 1972 году Боб Кроуфорд получал 12 000 долларов.
(Появляется картинка-диаграмма: символическая стопка долларовых купюр).
Часть заработка не подлежала налогообложению. Уплатив налог на остальные доходы, Боб оставался вот при каких деньгах.
(Стопка становится немного тоньше).
Спустя шесть лет он получал 18 000 долларов ежегодно. К 1978-му часть заработка, не подлежавшая налогообложению, увеличилась, однако Боба сразу причислили к более обеспеченным налогоплательщикам – и налоги выросли в процентном отношении больше, нежели доходы.
Впрочем, и доллары, не тронутые налоговой службой, стоили сравнительно мало. Очень мало. Пускай заработная плата – из коей исправно вычитали налоги! – и была выше прежней, да покупательная способность денег упала очень заметно.
Вот что значат на самом деле налоги без представительства.
(На экране – заседание правительственной комиссии, докладчик держит речь).
Если началась инфляция, вину возлагают на многих козлов отпущения. Вы сами часто слыхали, как в инфляции винят профессиональные трудовые союзы, повышающие заработную плату. Конечно, рабочие с этим не согласны…
Докладчик: Это чепуха. Здесь правительственная хитрость, миф. Ибо вовсе не ваша возросшая получка порождает инфляцию…
Мильтон Фридман: И он совершенно прав. В большинстве случаев заработная плата возрастает лишь вследствие инфляции, отнюдь не являясь ее причиной. А впечатление, будто профессиональные союзы порождают инфляцию, отчасти возникает потому, что требуемое ими увеличение заработной платы запаздывает – инфляция движется впереди, – и тогда раздаются требования: догоните инфляцию!
Докладчик: …Якобы мы, что ни день, требуем все большей и большей получки. Однако дело отнюдь не в этом. Ведь мы не просто не можем угнаться за инфляцией, мы не можем даже сохранить ставку заработной платы, соизмеримую со стоимостью жизни в нашей стране, – а стоимость растет и растет…
Мильтон Фридман (стоит в печатном цехе монетного двора, говорит под громкий лязг и скрежет станков): Причина, по которой в США – да и в любой иной стране – возникает инфляция, заключается в том, что количество этих вот бумажных прямоугольников – денег (или же любых замен обычным деньгам, существующих у некоторых народов) растет быстрее, нежели количество предлагаемых товаров или услуг. Истина такова: инфляция порождается в одном-единственном месте, а именно: здесь, в городе Вашингтоне.
Здесь единственное место, где производятся на свет клочки бумаги, именуемые деньгами. Здесь обитает власть, определяющая, сколь быстро должно возрастать количество денег, находящихся в обороте.
(Смотрит на печатный станок, решительно бьет ладонью по красной кнопке «Стоп»).
И куда подевался весь этот шум? Да туда же, куда денется инфляция, коль скоро мы прекратим печатать все новые и новые деньги с непохвальным проворством.
Эта мысль, разумеется, не свежа, и не предлагается никакого нового лечения, да и болезнь, увы, очень знакома, она приключается вновь и вновь, и там и тут… Иногда от нее лечат указанным способом преднамеренно, иногда исцеление приходит ненароком. В годы Гражданской войны – уже незадолго до ее конца – северяне разгромили монетный двор южан, выпускавший никчемные расписные клочки бумаги.
И если прежде южане маялись от галопировавшей инфляции – насколько помнится, она составляла процента четыре ежемесячно… Конфедератам понадобилось больше двух недель, дабы сыскать новое место, заново наладить печатные станки и пустить их в ход. А инфляция за эти две недели застыла намертво!
Но через две недели, когда монетный двор возобновил работу, инфляция ожила.
Видите? Все понятно, вопросов задавать не приходится.